Замурованные: Хроники Кремлевского централа
Шрифт:
— Смотри, за двести баксов можно снять хорошую квартиру в центре Кито, а на триста в месяц жить, ни в чем себе не отказывая. Грубо говоря, семьсот бакинских на кармане в Эквадоре все равно, что семь тысяч в Москве. И въезд туда безвизовый.
— Русских много?
— Достаточно. Я первый месяц, как приехал, старался не распространяться о своей отсидке. Когда пообтерся, понял, что все наши через одного беглые или от мусоров, или от конкурентов, или от партнеров.
— Но тебя-таки приняли.
— Во-первых, если бы сам не сунулся в американское консульство, меня бы никогда не депортировали. Во-вторых, за всю историю Эквадора подобный случай уникален. Ведь до сих пор никто не может толком объяснить, как это произошло.
— Хорошо. Предположим, я в розыске, хочу в Эквадор. Что дальше?
— Когда мусора ищут и не хотят клиента спугнуть, обычно официально в розыск не объявляют. А тихо ставят сторожки на транспорте и границе, чтобы принять тебя в случае посадки на поезд, самолет или при прохождении таможенного контроля. Если выбираться из страны по своему загранпаспорту, единственное, что надо посмотреть, — розыскную базу Интерпола, здесь вообще никаких сложностей — это может сделать любой мент. К тому же эта база, если хорошо поискать, в свободном доступе в Интернете. Если тебя там нет, можно смело двигать по родной ксиве. Оптимальная логистика выглядит так. Сначала на машине въезжаешь в Белоруссию, благо пограничного контроля никакого, туда с Украины должна прийти за тобой другая машина, желательно на украинских номерах. Далее спокойно приезжаешь в Киевский аэропорт, берешь билет до Кито с транзитной посадкой в Амстердаме. Лучше всего лететь “KLM”, у них ежедневные рейсы в 23.30.
— Долго лететь?
— Три с половиной часа до Амстердама и еще тринадцать часов до Кито. По прибытию оформляешь постоянное проживание, а чтобы без осложнений и сомнений передвигаться по миру, естественно, за исключением Родины, за две-три тысячи делаешь легальный эквадорский или колумбийский паспорт на любое понравившееся имя, хоть Джениффер Лопес, хоть Антонио Бандерас, хоть Карлос Кастанеда, можно назваться и Пабло Эскабаро… Хотя, пожалуй, лучше Кастанедой. Кстати, в России левая ксива встанет в десять—пятнадцать тысяч бакинских, при этом с большой вероятностью залета.
Гулять водят в первую смену, в половине одиннадцатого. Стараюсь проснуться без четверти девять, чтобы до прогулки успеть помолиться и размять на скамейке пресс, в четыре подхода подтянуться на перекладине в душе.
Осень вступает в права. Небо тянется черненым серебром, воздух грубо и бесцеремонно корябает кожу морозной щетиной, хотя на дворе не меньше семи градусов. Во дворик выходим вчетвером. Закутанный в одежды Грабовой, а остальные в футболках и шортах. Голод — лучший повар, холод — лучший тренер. Огибая друг друга с мозайчатой точностью, мы, чтобы согреться, начинаем пробежку, интенсивность которой определяется морозостойкостью каждого.
Из соседнего дворика доносится художественный свист под музыку к «Джентльменам удачи», талантливо и чисто, без шипения и фальши.
— Соседи! — после очередного проигрыша раздается за стеной.
— Говори! — отзываюсь я.
— Вань, ты? Это Фил, здорово! — представляется нотариус.
Фаиль Садретдинов, которого все зовут Филом, один из фигурантов дела по убийству главного редактора русской версии журнала «Форбс» Пола Хлебникова. Следствие считает Фила организатором убийства. Но присяжные его оправдали. Через четыре дня после выхода на свободу нотариуса вновь арестовали, на этот раз по обвинению в мошенничестве с квартирой. Менты за оправдательный вердикт, который вскоре отменил Верховный суд, мстили открыто, нагло и безжалостно. По 159-й статье профессиональный судья приговорил Фила к девяти годам колонии. В довесок Садретдинову слепили еще одно дело, и опять о мошенничестве с жильем, а на горизонте маячил новый процесс по убийству Хлебникова. Фил не унывал и не сдавался, заражая жизнью скучных арестантов. Объявлял голодовки, резал вены, грыз ментов… За свою непреклонность Фил уже на тюрьме заработал еще одно дело, которое триумфально выиграл. Дело это сложилось из нескольких эпизодов: покрыл нецензурой судью и прокурора, прикусил конвоиру «четвертый палец левой руки»… Но самые яркие события случились у Фила со следователями Генеральной прокуратуры.
В напряженном разговоре с обвиняемым следователь по особо важным делам Олег Вячеславович Пипченков предупредил его в своей развязной ментовской манере — «не ссы против ветра». Нотариус внял угрозе и помочился по ветру, по которому как раз сидел Пипченков. Кстати, обмоченный мусор подсох и быстро пошел на повышение, через год возглавив следственную группу по Кумарину.
Второе недопонимание между следствием и Филом, по мнению следствия, возникло во время ознакомления Садретдинова с материалами уголовного дела по мошенничеству. Он попросил отвести его в туалетную комнату, где из листа бумаги заготовил пакет с дерьмом, после чего, вернувшись в следственный кабинет, «из мести за исполнение следователем Мартыновым своих обязанностей», нанес ему удар в лицо рукой, в которой находился пакет, испачкав экскрементами одежду потерпевшего и причинив ему «суборбитальную гематому левого глаза». За месть, говно и немного космоса нотариус пошел по особо тяжким, в том числе за «применение насилия в отношении представителя власти», что по совокупности тянуло лет на пятнадцать. Кровожадность сыграла с экскреметальными мусорами злую шутку. Воспользовавшись особо тяжкой статьей, Фил потребовал присяжных, которые его и оправдали. После победы эпизод с дерьмом адвокатесса подсудимого Анна Ставицких прокомментировала так: когда Садретдинов знакомился с материалами дела, то обнаружил в них фальсификацию, после чего написал следователю отвод. «Следователь предложил моему доверителю подтереться этим отводом. И он (Фил. — Примеч. авт.) в точности выполнил указание следователя. Но он его не бил и не мазал экскрементами, что доказано в суде». (См.: «Коммерсант» от 18 апреля 2008 года.)
Прогулка на «шестерке» похожа на интернет-форум: зашел, обозначился, влился в общую беседу, разносящуюся над бетонными колодцами.
— Костя, ты последние дни в Мосгор ездил? — кричит Фил.
— Ездил, — отзывается Братчиков.
— Банду Френкеля видел?
— Поломали ребят мусора.
— Серьезно?
— Больше всех Половинкину досталось. Он с ними биться начал.
— С ними драться бесполезно, — со знанием предмета рассуждает за стенкой нотариус. — Их увечить надо. Я мусору палец откусил. Не представляете, какое наслаждение слушать, как они визжат, словно свиньи. Я, конечно, не людоед, но мусора сожрал бы даже со звездочками…
— Один три! — раздалось с другого конца продола.
— Говори! — ответили где-то рядом.
— Серега, здорово. К нам еще один контрабандист заехал.
— Что-то много их стало, — присоединился к беседе Фил. — Разводят, как осетров. Икры только мало мечут.
— Нам хватает, — подмигнул я Латушкину. — Конечно, не белужья, но чем богаты.
— Два восемь, здорово! Как там Гриша поживает? — спрашивает Саня Авдеев, значит, неподалеку гуляет камера «один семь».
— Не кашляет. Не хата, а лавка чудес. Вода заряженная никому не нужна? У нас с нее два лысых за неделю обросли, — отзываюсь я.
— Нужна, — откликаются слева.
— Меняем ящик «аква-минерале» на бутылку водопроводной заряженной.
— Лучше меняем Грабового на Френкеля, а сверху даем еще мешок запариков, — предлагает Кудрявцев из «один семь», где прописан опальный банкир.
— Чудеса на запарики?! Ха-ха! Даже не обсуждается. У нас сейчас от пачки сигарет телевизор сто каналов принимает. Гриша руками поводил, поплевал, и работает круче любого спутника, а ты говоришь Френкеля…
— Гриша телефонную связь наладил через лейку душа и выделенку через парашу, — продолжает хвастаться Братчиков. — Может и вас за тушенку телефонировать.
— Костя, зачем ты такое говоришь, — вполголоса бормочет Грабовой. — Менты могут услышать и психологический контроль установить.
— Кстати, порчу снять-наслать, проклянуть кого, отворот-приворот, стопроцентный результат, гарантия! Обращайтесь! — несется с нашего дворика.
— Кого привораживать-то? — звенит смех Фила.