Замурованные. Хроники Кремлевского централа
Шрифт:
– Миронов! – раздалось снаружи.
– Здесь, – я стукнул по двери стакана.
Взвизгнул замок, и весна снова издевательски ухмыльнулась нежно-бархатным солнышком.
– За мной иди, – смердящий скотиной лысый и жирный мент в сержантских погонах затопал впереди. Вход в «Сербского» явно не парадный: обшарпанная дверь с фанерными заплатами, узкий коридор, снова дверь, за которой шло броуновское движение врачей, ментов и уголовников. В просторном закутке длинного больничного холла с пятиметровыми потолками располагалась клетка а-ля зоопарк,
Не успел я толком изучить новых соседей, как в горловине холла, словно видение, возникла девушка в наброшенном на тонкие плечи белом халате. Опасливо косясь на ментов, она чирикнула мою фамилию, и тут же раздалось быстрое цоканье ее удаляющихся шпилек.
Серая форменная масса пришла в ленивое шевеление, и лишь минут через пять, разминая затекшие от браслетов запястья, я сидел в огромном кабинете. Здесь, давя служебной необходимостью приветливую улыбку, восседала та самая, с тонкими плечами
– Значит, Миронов Иван Борисович, – для верности девушка дважды глянула в бумаги.
– Так точно, товарищ доктор, – ответствовал я, пытаясь пробить ее натянутую серьезность, и не безуспешно. Уголки губ девушки уже было опрометчиво дернулись, но тут же поспешно замерли.
– Вам предстоит пройти расширенную психолого-психиатрическую экспертизу, – ее лоб нарочито съежился, покрывшись морщинками. – Зовут меня Оксана Николаевна. Я психолог.
– Очень приятно, Оксана… – оборвав ударение, я ловко поймал ее взгляд.
– Называйте меня Оксаной Николаевной, – девушка покраснела и отвела глаза.
– Сколько тебе лет, Оксана Николаевна? – надо было срочно развивать успех. – Здесь-то практику небось проходишь?
– Это не важно! И, пожалуйста, называйте меня на «вы», – она, верно, злилась, что ее врачебный статус в глазах обвиняемого оказался не слишком высок.
– Как скажете, Оксана Николаевна, – акцент на отчестве прозвучал издевательски.
– Вам будет предложено пройти ряд тестов, – казалось, вновь вернулась к привычной роли, хотя от дежурной серьезности Оксаны не осталось и следа.
– С вами все, что угодно, доктор, – не унимался я, наслаждаясь огромным кабинетом, больше похожим на залу, чьи высокие своды напоминали стены педагогического института, где минули без остатка бесшабашные студенческие годы.
Девушка, не поднимая глаз, улыбнулась и, слегка замявшись, протянула первое задание.
– Как все банально! Знакомые фокусы над человеческим сознанием! – передо мной лежали тесты, на которых мы проводили опыты с детьми при изучении психологии в институте.
– Конечно, методики-то все старые. – Оксана нисколько не удивилась моему замечанию. – Приходилось сталкиваться?
– Я же учитель по образованию. Готовили к работе с детьми. Кто ж знал, что это на мне в «дурке» будут испытывать.
– Да, точно! Вы же педагогический
«Ага, отказаться! Сама ведь не поняла, что сказала, – размышлял я про себя. – Нет, миленькая, всю вашу ерунду будем проходить от начала до конца, долго и медленно!»
Еще бы, при моем-то выборе: или, сидя в этих просторных палатах, целый час трепаться с милой врачихой, параллельно разгадывая их дурацкие «кроссворды», или снова быть запертым в железную клетку.
Не дождавшись ответа, Оксана впервые с начала беседы уткнулась взглядом мне в переносицу, сверкнула снежным блеском зубов, словно фортепианными клавишами, и протянула карандаш.
Тестов я насчитал восемь: на память, на логику, на ассоциативное мышление, на агрессию, на темперамент… Как говорится, избито, но проверено. Однако картинки, цифры, цвета поглотили меня не целиком, все внимание было занято случайным знакомством и окружавшей нас вдохновенной обстановкой.
За соседними столами шло пристальное изучение еще двух арестантов. Вопросы давались им нелегко. Рисованием и писаниной их не озадачивали за бесполезностью оных. Мои товарищи по несчастью скорее мычали, чем говорили.
– Зачем вы убили свою жену? – терпеливо допытывалась рядом немолодая женщина-врач у своего подопечного.
– Не убивал я ее! Я ей только ноги порезал! Она же, сука, с корешем моим… – речь и мысль подследственному давались с трудом.
– У вас же в деле написано – сто пятая, убийство, – поперхнувшись смехом, женщина принялась листать бумаги.
– Не-е-е… А… Да-а… Это… Так это я первую свою бабу, ну то есть жену зарубил, так я за то уже отсидел, – изумление на лице арестанта сменилось четко читаемым победным выражением: «Ну и дура!».
– Иван Борисович, вы не могли бы чуть-чуть побыстрее, – голос Оксаны вежливо прервал мое созерцание соседей. – У нас еще три задания. А с вами потом должен поработать еще психиатр, а затем еще и комиссия.
Беспокойство Оксаны Николаевны объяснялось тем, что я уже минут двадцать как завис над пятнадцатым вопросом из двухсот вопросов задания, состоявшего из длинного нудного теста, и раздумывал: то ли тупо расставить буквы в хаотическом порядке, то ли перейти к следующему упражнению. И все же решил не сдаваться.
В следующей головоломке предлагалось продолжить предложение с «если». С таким мне раньше сталкиваться не приходилось. Задание явно предназначалось для извращенцев и дегенератов. К примеру, требовалось продолжить предложение «за что я ненавижу свою мать…», «за что я люблю своего отца…», «если бы у меня был нормальный секс, то…», «я хотел бы стать…» и тому подобное. Любые ответы на столь бесхитростные вопросы сами по себе круче всякого диагноза, и я решил поставить точку в психологических экзерсисах. Оксана любезно проводила меня к психиатру, пообещав, что мы еще увидимся с ней на комиссии.