Замуж не напасть
Шрифт:
— Видите ли, Валентин Дмитриевич разрешил мне заниматься здесь в его отсутствие. В этих шкафах — весь архив фирмы, и мне удобнее не таскать папки туда-сюда.
— А где сам Валентин Дмитриевич?
— В длительной командировке. Его замещает прораб Семен Борисович.
— Ходят слухи, у вас были неприятности? — подчеркнуто равнодушно спрашивает он.
— И не говорите! — вздыхает Евгения. — Милиция допрашивала даже меня. Согласитесь, что я могу знать, работая в фирме недавно!
Это она сообщает его вопросительному взгляду и отчетливо чувствует, как ослабевает его интерес
— Я поступил неправильно, — говорит он, гипнотизируя ее своими жгучими очами. — Отказался от кофе. Глупец! Такая женщина предложила!
— Не огорчайтесь, — улыбается она ему, — считайте, что свое предложение я повторила.
«Зачем ты с ним кокетничаешь? — беспокоится ее внутренний голос. — Тебе же ясно сказали: Гаспарян — мафиози. Его такие крутые мужики боялись, куда уж тебе?!» «Затем, — возражает она ему, — что я не хочу бояться!»
А вслух спрашивает:
— Вам кофе черный или со сливками?
— Черный.
Евгения наливает гостю чашку, а в свою выливает консервированные сливки — пакетик ровно на одну чашечку кофе! Ох уж эти западники, все предусмотрели!
Гаспарян откидывается в кресле и блаженно закрывает глаза, приоткрывая их лишь для очередного глотка. Он одет с иголочки, в модный костюм как раз цвета кофе с молоком. Этакий благородный с виду, крутой мэн.
— Тишина, — благоговейно шепчет он и тут же от неожиданности подскакивает, пролив на себя кофе.
Это Надя. Копируя своего мужа, она так развлекается по утрам. Проходит мимо кабинета шефа и кричит как резаная у двери в приемную:
— Лопухина, ты на месте?
— На месте, — отвечает нормальным голосом Евгения; Надя, не заходя, шествует дальше по коридору, крайне довольная собой.
— Если что понадобится, я у себя.
— Учтем!
— Кто это? — почему-то шепотом спрашивает Гаспарян.
— Наша юристка, — объясняет Евгения, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расхохотаться.
— Она всегда так кричит?
— Всегда, когда успевает позавтракать.
Евгения внимательно смотрит на своего гостя и подчеркнуто заботливо говорит:
— У вас, наверное, очень тяжелая работа?
— Почему вы так думаете? — удивляется он.
— Вы будто натянутая струна. Сплошной комок нервов. Так нельзя. Нужно беречь себя, почаще отдыхать…
Он некоторое время с подозрением смотрит на нее, уж не издевается ли? Но лицо Евгении безмятежно ясно, и он согласно кивает:
— Вы правы, некогда о себе подумать.
— Костюм! — как бы вдруг вспоминает она. — Кофе пролился на ваш костюм! У нашей бухгалтерши есть отличное чистящее средство. Если вы подождете, я сейчас принесу!
— Ничего не надо, не беспокойтесь! — Он не привык нигде чувствовать себя неловко — такой самозваный хозяин жизни, — потому торопится уйти. — Приятно было познакомиться!
Ну, эта юристка сейчас получит! У нее на приеме был серьезный клиент, еще немного, и они могли бы договориться о… о чем-нибудь непременно бы договорились!
С Надей они помирились на другой же день после похорон Маши. К сожалению, даже очень любящий муж не сможет заменить женщине подругу. Разве можно с ним посплетничать о своем, о женском? Или, например, о нем самом? Не будешь же Эдику на Эдика жаловаться! Словом, Надя пришла первая. Каяться и просить прощения.
— Увлеклась менторством! — честно призналась она. — Издержки замужества, ты уж прости! Не представляешь, какой мне дикий муж попался! Дома ему не сидится. Вечно пытается удрать. На днях пришлось сковородкой отоварить — довел до белого каления.
— Сковородка была горячая?
— На его счастье, успела остыть… А тут еще мать закапризничала, попробовала даже с постели не вставать. Мол, я должна рядом сидеть и за родной матерью ухаживать! Сказала ей: извини, мама, но у меня на руках двое детей. Один старшенький столько времени отнимает, не приведи Господь! Она ведь, из ревности, что ли, не захотела и двух недель с Иваном посидеть. Мол, она больная… Так что одна медовая неделя нам лишь и досталась. Хорошо хоть Эдик с Иваном обращается, как с родным сыном. Представляешь, даже сказки ему на ночь рассказывает!
Евгения обрывает свои воспоминания. Сейчас не время для сантиментов, она крови жаждет! Стремительно проходит по коридору, распахивает дверь кабинета Нади и орет:
— Бойко! Вы спугнули моего посетителя!
И замирает с раскрытым ртом. Сидящий в кабинете Нади Семен Борисович как раз подписывает подготовленные ею документы и со страхом смотрит на безумного референта.
— Извините!
Будем надеяться, что прораба так легко не спугнешь!
Сегодня Евгения принимает еще одного гостя. В своем кабинете. Это уже третья ее встреча со «следователем, ведущим дело об убийстве заместителя президента „Евростройсервиса“. И почему-то каждый раз с другим. Сегодняшний следователь назвал фамилию незнакомую. Значит, опять все сначала.
Предыдущие двое, беседуя с ней, составляли протокол. Об одном и том же. То ли они эти бумаги теряют, то ли сверяют ее показания — нет ли разногласий?
В коридоре опять шумит Надя. Похоже, она всерьез взялась отваживать посетителей. С тех пор как она вышла замуж, громкость ее разговора существенно возросла, будто она постоянно общалась с глухими или с людьми, которых ей во что бы то ни стало надо перекричать.
Какую женщину испортил Эдуард Тихонович!
— Лопухина, представляешь, — говорит она с порога, открыв дверь, — следователь, которого ты ждешь, — мой однокурсник! Уже капитан! Слежка, стрельба, погоня — не жизнь, а сплошной боевик! Писатели только о вас и пишут! Рыцари большой дороги!
— Издеваешься, — добродушно замечает худощавый молодой человек, входя вслед за Надей в кабинет Евгении. — Наше оружие в основном — скучные разговоры, горы бумаг и старая пишущая машинка…
— В которой западает буква «р», — досказывает Евгения.
— Бог миловал, пока все буквы пропечатываются нормально! Капитан Еременко, — представляется он.
Ни костюм, ни цветная рубашка капитана не выдают в нем работника уголовного розыска.
— Лопухина Евгения Андреевна.
— Я вас оставлю, — улыбается Надя, — тайна следствия и все такое прочее.