Замуж с осложнениями. Трилогия
Шрифт:
— Это ты Азамата жена? — спрашивает. Я киваю. — И как он?
— Как он — что?.. — моргаю.
— Он спрашивает про здоровье, — поясняет Унгуц. — Это целитель.
— Тот целитель, что его лечил? — уточняю.
Старейшина кивает. Так, главное — не взорваться.
— Хорошо он, — цежу сквозь зубы. — Очень хорошо. Хотя не вам за это спасибо.
— А я что? — удивляется дед. — Я его спас! А что шрамы — так с этим я ничего поделать не могу.
— Конечно, — шиплю я. — Расправить кожу, чтобы не загибалась, было совершенно невозможно! Зашить — в голову не пришло!
Не знаю уж, насколько я верно сказала то, что хотела, но горе-целитель от меня отшатывается.
— А чего ты за него вышла, если так не нравится моя работа? Исправить решила, что ли? — Он имеет наглость смеяться. Ну погоди же…
— Да, — киваю, — решила. Это долго, конечно, зато потом все ко мне лечиться пойдут. И все деньги мои будут.
Теперь уже и целитель, и Старейшина на меня как-то странно смотрят.
— Так про Эцагана — это не байки? — спрашивает Унгуц, кивая куда-то назад. Присмотревшись, замечаю в той стороне одиноко сидящего Эцагана, который со скучающим видом наблюдает за боем. — Ты и правда целительница?
— Правда, правда, — киваю. — И лучше многих.
У местного лекаря вдруг загораются глаза:
— Целительница?! С самой Земли?! — Он встает коленями на лавку, поворачиваясь спиной к полю. Вокруг начинают шипеть, что мы мешаем. — Научите меня, как вы лечите!
— Я этому десять лет училась, — отвечаю, проморгавшись.
— Ничего! — заверяет лекарь. — Я еще десять лет проживу, мне Старейшины обещали, правда же? — Он поворачивается за поддержкой к Унгуцу.
Тот кивает, усмехаясь. Я еще ничего не успеваю сообразить, когда Старейшина кладет мне руку на плечо и говорит по-отечески:
— Не ссорься с ним, Лиза. Учить его, я думаю, бессмысленно, старый слишком, зато вы можете вместе книги про целительство писать, чтобы другие могли пользоваться. Я думаю, боги предвидели, что от тебя тут будет польза.
— Я вообще-то собиралась практику открыть, — говорю.
— Откроешь, — заверяет меня Унгуц. — И целитель Ндис тебе поможет. Без его, э-э… рекомендации все равно к тебе никто не пойдет. Я вот всякое повидал в жизни, но женщина-целитель — это даже для меня слишком. Так что ты не спеши, освойся сначала, язык подучи… Опять же Ндис тебе расскажет названия болезней. Ты, главное, не кипятись. Раз уж Азамата принимаешь с его уродством, то и нас прими.
Ндис все это время смотрит на меня пожирающим взглядом, и я понимаю, что есть один только способ от него отделаться.
— Ладно, — говорю. — Старейшина меня убедил. Я с вами поработаю.
Ндис осыпает меня благодарностями и возвращается на место, садясь лицом к полю. Там как раз объявляют новую пару борцов, и титулы у них такие длинные, что я вся извожусь, пока доходит до имени, — но нет, ни один из них не Азамат. Господи, какой же длины у него титул, если они идут по нарастающей?..
— А-а, — внезапно говорит Старейшина, — это навсегда. Эти двое равны, пока один не споткнется, так и будут кружить. Скучища.
Я несколько падаю духом.
— Ну расскажите мне пока, кто тут еще есть примечательный, — прошу его. А то, наверное, спать неприлично, вон как народ вокруг скандирует.
Старейшине моя идея нравится, он садится повыше на сиденье и оглядывается.
— Ну кто… Вон видишь, тетка сидит?
— Та, что из «Щедрого хозяина»?
— Она, она. С ней две девчонки-официантки, видишь?
— Ага, одну из них вчера уже встречала, ту, что потолще.
— Тебе надо со второй познакомиться. Тоже очень самостоятельная девка. Приехала из такой глухомани, сказать страшно, а замуж нейдет, хотя вьются вокруг нее изрядно. Я думаю, вы с ней сдружитесь, две белые вороны.
Указанная ворона, впрочем, вполне черная. Этакая чернобровая красавица с длиннющей косой, сидит, орехи какие-то щелкает. Ну что ж, с виду на человека похожа, можно и пообщаться.
— Она хотела в ученицы к повитухе пойти, — продолжает Старейшина, — а та говорит, слишком красивая ты для этого. Я, говорит, буду тут стараться, учить тебя, а ты выскочишь замуж — и поминай как звали. Не взяла ее, в общем. Смотри, может, она к тебе пойдет?
Вот этот подход мне нравится гораздо больше. Я и сама уже думала, что делать буду, если сама заболею. Пожалуй, идея взять ученицу мне нравится.
Старейшина меж тем продолжает сканировать окрестности на предмет интересных людей.
— А вон, гляди-ка, кто приехал! — удивленно восклицает он вдруг. Потом как-то каверзно хихикает: — Вот обалдеет-то, когда Азамата увидит!
— Кто?
— А вон видишь, справа в первом ряду старик в зеленой шапке? Это отец Азамата.
Я аж через Старейшину перегибаюсь, чтобы посмотреть на это чудо природы. Он очень высокий — даже отсюда видно, как возвышается над сидящими рядом мужиками. Классические бело-седые волосы, борода с бусинами, орлиный профиль прямиком из вестерна. Одет ярко, глядит высокомерно. Мой сверлящий взгляд, видимо, приобретает материальные характеристики, потому что папаша вдруг оборачивается и смотрит на меня, приподняв бровь, дескать, вам чего?
А мне уже ничего, потому что я его узнала. Это он был на том корабле, это он меня заслонял от джингошей, это он подарил мне горстку игрушек, это на него так похож Азамат, когда улыбается и кажется родным…
Я откидываюсь на спинку сиденья, невидящим взглядом уставившись на поле.
— Ты чего? — вопрошает Старейшина. Я решаю разъяснить все тут же:
— А он… тоже в молодости на Гарнете работал?
— Кто, Арават? Нет, он всегда был охотником… На Гарнете бывал пару раз, но даже не снизошел до изучения всеобщего, а уж после того, как джингоши на него напали, вообще не высовывался с Муданга.