Замуж с осложнениями. Трилогия
Шрифт:
— Ты не против, если мы после обеда… — начинает он, и мне даже смешно делается.
— Конечно, сходим, можешь и не спрашивать, я знаю, что ты хотел попасть на игры.
Азамат целует меня в висок, а Старейшина только посмеивается, глядя на нас.
До начала четвертьфинала еще три часа, так что мы отправляемся домой, чтобы пообедать и переодеться. Мне полагается нацепить что-нибудь подороже и покрасивее, а Азамату — спортивное. Унгуц проходится с нами до Дома Старейшин, и я обнаруживаю очевидную практическую пользу от высокой стороны города: сзади в дом можно войти без лестницы, там порог вровень с землей. Мы же идем дальше
Азамат весело насвистывает, подготавливая ножи для ошкуривания, и я решаю, что на кухне мне сейчас делать нечего, так что пока отправляюсь фотографировать сад для маменьки.
Сад у нас, по моим меркам, просто прекрасный: много тенистых деревьев, из них довольно большой процент со съедобными плодами, а под ногами плотная низкая травка, на которой можно посидеть и полежать. А главное — ничего не надо полоть! Хотя некоторые кустики я бы подстригла, да, особенно колючие.
В саду довольно зелено, потому что многие деревья тут явно не сбрасывают листву на зиму. Листья сплошь крупные, темные и блестящие, а под ними висят сморщенные прошлогодние плоды, которые никто не убрал. Многие деревья увиты какими-то дикими родственниками тыквы, ипомеей и еще всякими лианами. У белых цветочков в траве длиннющие малиновые тычинки, как выставленные языки. В одном углу сада обнаруживаю сгущение белых цветочков, которые опознаю как дикий лук. Надо сказать Азамату, а то он его купил, а ведь есть свой…
Когда возвращаюсь в дом, ягненок утрамбован в булькающий котел, и я вздыхаю с облегчением. Поскольку Азамат все еще чем-то занят на кухне, приношу туда же бук и сажусь перекидывать маме фотки.
— У нас там лука целая делянка, — говорю. — Можно не покупать.
— Да? Это прекрасно. Надо только проверить, не выродился ли… за столько лет.
От мамы пришло письмо, что она довязала свитер (вот это я понимаю, скорость! Видимо, азарт разобрал…).
— А где, — спрашиваю, — у вас тут почта?
— А как раз рядом с игровым полем. Слушай, точно, надо ведь твоей матушке куклу отправить.
— Ага. Да и от нее тут посылочка ожидается. Номер туннеля скажи?..
После еды мы быстренько собираемся. Азамат вспоминает, что не сунул вчера стирать свою рубашку моего изготовления и очень сокрушается по этому поводу — на игры положено являться в самом нарядном и только на месте переодеваться в спортивную форму. Утешаю его как могу, а сама тихонько строчу маме сообщение на телефон, чтобы поскорее отправляла, потому что уже нужно.
Меня полагается одеть во все самое яркое, чтобы издалека было заметно. Я немного чувствую себя выставочным экспонатом в музее игрушек, но уклад есть уклад, а я действительно хочу, чтобы Азамату все позавидовали. Так что послушно наряжаюсь в оранжевую водолазку с синей юбкой и белый полушубок, в котором, конечно, слишком жарко, но там ведь придется долго сидеть под открытым небом, лишним не будет.
К месту игр мы едем на машине на север. От города это недалеко, минут пять всего, но Ахмадмирн там уже намного шире, наконец-то видно, что это великая река. Наша цель — огромное поле в локальной впадине, на естественных склонах которой установлены плетеные сиденья, как у Азамата в прихожей. Мы проезжаем вдоль края впадины до подножия восточных гор, где и выходит почтовый
— Не помню, говорил я или нет, — произносит Азамат, — но туннель довольно ненадежный, очень ценных вещей лучше не посылать. Впрочем, если там сейчас у кого-то что-то съелось, то в ближайшие дней десять это вряд ли повторится. В этом есть некоторая периодичность.
Пещера довольно большая, и я с облегчением понимаю, что она оборудована как любая нормальная туннельная почта на Земле или на Гарнете, а именно — автоматическая. Это значит, что посылать и получать можно в любое время, а не только когда служащий на месте. От выхода туннеля, который припрятан где-то в глубине, по движущейся ленте посылки выезжают в зал, сканеры считывают с них имя получателя и отправляют в соответствующий ящик. Собственно, в зале только ящики и видны, на много метров в обе стороны.
Мы идем минуты две, пока находим Азаматов ящик.
— Вот еще одно преимущество гласного имени, — говорит он. — Тирбиш полчаса к своему ящику идет.
Он открывает дверцу — а там битком набито.
— Ого, ну тут и барахла… Видно, скопилось за то время, что меня не было. Ладно, давай это пока все в машину свалим, сейчас нет времени разбираться.
Он кидает монетку в стоящий рядом автомат, получает оттуда большую сумку и сгребает в нее содержимое ящика. Только я открываю рот на тему того, что мамина посылка должна быть где-то тут, как она падает в расчищенный ящик. Узнать ее легко — красный свитер в прозрачном пакете.
— Во, — говорю. — А это тебе от матушки. Примерь-ка.
У Азамата аж глаза на лоб лезут.
— Ты серьезно? Боги, да когда ж она успела?..
— Да она это быстро умеет, если хочет, — ухмыляюсь я. — Давай надень, посмотрим, впору ли.
Свитерок приходится как раз. Матушка все-таки не удержалась от выпендрежа с фасоном: широкие рукава длиной три четверти, а дальше из них торчат более узкие, из тонкой пряжи, и то же самое с горловиной, встроенной в как бы открытый ворот. Азамат вертится передо мной ощупывает себя со всех сторон, благодарит матушку бесконечно.
— Ну вот, — говорю, — теперь и одет нарядно, можно идти хвастаться.
Азамат аккуратно складывает упаковку от посылки и вдруг извлекает оттуда открытку:
Дорогому зятю на свадьбу.
Плодитесь и размножайтесь.
Ирма Гринберг.
Азамат закрывает куклу в ящике и поворачивает рычажок на дверце с «приема» на «отправку». Текст открытки в моем переводе производит на супруга такое сильное впечатление, что он молчит до самой машины, в которую мы скидываем содержимое ящика и Азаматову куртку за ненадобностью. Свитер на солнышке просто огнем горит, матушка моя человек прямолинейный: сказали красный, значит, будет такой красный, чтоб светился.
У машины на нас нападает Арон с улыбкой шире бороды.
— Ты просто посмотреть или участвуешь? — спрашивает он, пропустив приветствие.
— Надеюсь, что поучаствую, — улыбается Азамат, закрывая багажник, в который упихивал посылки.
Арон оглядывает его от пояса и выше округлившимися глазами:
— Какой у тебя… это жена сделала?
— Мать жены, — улыбается Азамат.
Арон обходит его кругом пару раз, рассматривая мамино изделие, при этом страшно напоминает павлина в зоопарке, гуляющего вокруг кормушки с новым кормом. Вышагивает так странно, глазом косит, на лице изумление.