Замуж с осложнениями. Трилогия
Шрифт:
Азамат не сразу, но все-таки ухитряется отцепить его от меня, а подоспевшая официантка приносит кувшин гармарры, которую Арон выпивает залпом до дна. Памятник поставлю тому, кто заказал, если только это не Алтонгирел.
Когда мой чувствительный деверь обретает способность снова воспринимать мир, Азамат заводит речь о ночлеге.
— Не хочется на корабле ночевать, после стольких лет без дома… У тебя же наверняка летний пустует?
— Да, да, пустует, — кивает Арон, вытирая нос, — но вообще… знаешь… Я так хотел,
Азамат гладит его по плечу, выжидательно глядя. Надеюсь, он не предложит ночевать у него? Я не уверена, что он не залезет к нам третьим под одеяло…
— В общем, — продолжает Арон, — я за твоим домом присматривал. Чтобы крыша не протекла, следил, тропинку выкашивал… Короче говоря, вещей там, конечно, нет, но это я дам, а так вообще…
Я вижу, как у Азамата округляются глаза.
— Ты… сохранял мне мой дом? Все эти годы?
— Ну да, — Арон застенчиво краснеет, — я так тебя ждал…
Еще одной семейной сцены моя хрупкая натура не выдерживает, я отворачиваюсь и звучно сморкаюсь. Удивительно, что то же самое делает Алтонгирел. Ну все, теперь вечно буду мучиться, он это всерьез или тоже от цинизма?
Азамат тянет меня за локоть, в глазах душа прямо даже не в зеркале, а из окошек глядит.
— Ты поняла, да?
— Я поняла, что кое-кто любит тебя почти так же сильно, как я.
Он улыбается с влажными глазами, и Арон тащит нас скорее к дому по другую сторону площади. Мы пробегаем пешком до Дома Старейшин чуть ли не быстрее, чем на машине, потом в горку чуть-чуть, потом за калитку, сквозь кусты и мокрую траву по прелой листве — и вот он дом. В темноте не вижу ничегошеньки, но Арон где-то на стенке нашаривает выключатель, и над входом вспыхивает радостная желтая лампочка. Арон отходит, предоставляя Азамату открыть дверь:
— Я сейчас домой сбегаю, постели вам принесу!
Я слышу, как его ноги быстро чавкают по листве и грязи.
Азамат не спешит: к ручке двери привязана толстая веревка с несколькими узлами, покрашенными в разные цвета, между ними на отдельных ниточках навязаны перья и камушки. Муж все теребит ее в руках.
— Что это? — отваживаюсь спросить я.
— Надпись, — отвечает он. — «Хозяина нет дома, но он скоро вернется, потому что здесь его любят».
Глава 21
Азамат наконец дергает за ручку, вернее, кольцо, и большая деревянная дверь с трудом поддается, дребезжа досками от усилия. Мы входим в большое темное помещение. Муж нашаривает на стене выключатель и зажигает свет.
— Однако просторная у тебя прихожая, — говорю. Какого размера сам дом, я разглядеть не успела в потемках, но, надо думать, под стать хозяину. И потолки метра три с половиной.
— Да-а, это все замечают, — с гордостью говорит Азамат, оглядывая комнату и дверь, через которую мы вошли. — Ага, дверь он менял… Прогнила, наверное. А что у нас в чулане делается?..
Слева от входа между вешалками приоткрыта дверца в чулан. Азамат заглядывает
— Бо-оги, какой бардак… Ладно, завтра разгребем.
Мне из-за его плеча видны только какие-то палки-рукоятки, не иначе садовый инвентарь. Эх, матушку бы сюда, уж она бы нам сад сделала по последнему писку моды.
Напротив чулана плетеный диванчик под огромным витражным окном со стрельчатым верхом. Цветным стеклом (или пластиком, не знаю) выложены какие-то диковинные цветы и фрукты, а по кайме народный орнамент.
— Витраж тоже сам делал? — спрашиваю. Азамат перестает ужасаться состоянию чулана и поворачивается ко мне:
— Кого? А, окно? Да, сам. Как ты его назвала?
— Надо же, я знаю на всеобщем на одно слово больше тебя, — хихикаю.
Дальше мы обучаем Азамата слову «витраж», а меня вообще всем домашним названиям на муданжском. После этого мы проходим меж двух галошниц через проем, завешенный пыльной занавеской, в гостиную. Там большое пространство голого деревянного пола, справа украшенное диванчиком, а слева печкой цвета загара, которая частично уходит в глиняную стену. Слева от меня еще одна занавеска, Азамат ее аккуратно отдергивает, чтобы не особенно пылить, — за ней лестница на второй этаж и дверь в туалет.
— Пойду гляну, в каком там состоянии… — бормочет он, скрываясь за дверью.
Я решаю его не смущать и обхожу печку справа. В правой стене еще одна дверь, как я выясняю, на кухню. В дальней — на открытую террасу, а совсем уж за печкой — в ванную, которая тут отдельно и содержит в себе огромную, почти круглую, отделанную пластиком яму и угол все той же печки. Тут, наверное, очень тепло, если протопить. Мне-то уже давно совсем не так жарко, как было в Доме Старейшин, так что я очень надеюсь, что печка в рабочем состоянии. На террасу я только выглядываю, но не выхожу. Там тоже есть какая-то мебель, но ею вряд ли можно пользоваться.
Тут из лестничного закутка возникает Азамат.
— Я открыл воду, — говорит. — Теперь всем можно пользоваться. Арон тут серьезно поработал, — качает головой. — Чтобы необитаемый дом сохранить в таком хорошем состоянии…
— Мало ли, может, тут кто-нибудь жил.
— Не-эт, я бы почуял, — улыбается Азамат.
Ну как скажешь…
Тут, собственно, объявляется Арон, пригнавший машину с тряпками. Азамат пытается его еще раз поблагодарить, но тот только отмахивается и тараторит:
— Вот, перинки привез, свежие, этого лета состриг, а вот, смотри, ковер для общей комнаты, я же старый забрал, а это вот новый, прошлой зимой справил, бери, бери, ты же знаешь, от меня не убудет…
Он оставляет два тюка в прихожей и убегает обратно к машине; Азамат идет помочь таскать, а я тем временем забираюсь на второй этаж по довольно крутой лестнице с двумя поворотами. Лестница только чуть слышно поскрипывает.
С верхней площадки открываются двери в две узкие спальни и одну непонятную захламленную комнату, а также в коридорчик, ведущий к балкону. При каждой комнате свой санузел, как и на корабле. Что ж, неплохо: дом достаточно большой, чтобы развернуться, но недостаточно — чтобы умереть при уборке.