Замуж с осложнениями
Шрифт:
Азамат смотрит на меня круглыми глазами.
— Как тебя задело… — говорит он наконец. — Прости, если что не так… Я правильно понял, ты хочешь, чтобы я не позволял другим мужчинам с тобой флиртовать?
— А что, — говорю с такими же круглыми глазами, — тебя это не заботит?
— Как это может меня не заботить? — Он смотрит в сторону. — Конечно, заботит. Просто я не вправе тебя ограничивать…
— Знаешь, дорогой, — говорю неверным голосом, — я не для того за тебя выходила, чтобы потом изменять тебе со всякими молокососами,
— Лиза, я… — начинает он и замолкает в поисках слов. — Я так не думаю. Точнее, я вообще об этом не думал еще. Я никогда не был женат и правда не задумывался, как относиться к изменам. Просто привык, что мое мнение в личных вопросах обычно не учитывается. Следить за красивой женой — последнее дело, только ссориться. А уж я-то вообще ничего не могу от тебя требовать.
— А я тебе и не предлагаю требовать от меня. — Я несколько смягчаюсь. Могла бы и догадаться, что это он не меня в подлости подозревает, а себя в несовершенстве, как обычно. — Меня только интересует, чтобы все прочие мужики хорошо понимали, что я не буду с ними спать.
— Спать? — повторяет Азамат.
— Заниматься сексом, — поясняю стальным голосом.
— Ах да, прости, забыл. Хорошо, нет проблем. С Бозорху я поговорю немедленно.
— Уж сделай милость, — соглашаюсь. — А то это уже ни в какие ворота… И предупреди его, что если он снова ко мне полезет, я-то не постесняюсь ему нос сломать.
Азамат кривится, как будто я говорю о каком-то отвратительном сексуальном извращении.
— Лиза, ну пожалуйста. Ты ведь ему всю жизнь искалечишь.
— Вот тогда и прочувствует на своей шкуре все унижения, — беззаботно пожимаю плечами. — А то он, понимаете ли, нормальный, так значит, можно к чужой жене прикалываться.
Азамат, до сих пор слушавший меня с угнетенным видом, внезапно улыбается.
— Знаешь, так странно внезапно находить среди твоих чужих и диких представлений идеи, которые мне созвучны.
Я слегка давлюсь — это мои-то дикие?! С другой стороны, это я знаю, что я из метрополии, а он из какой-то дыры, для него-то, наверное, все строго наоборот…
— У меня похожая ситуация, — говорю. — С той разницей, что вас много.
— Ты молодец. — Он гладит меня по голове. — Я знаю, что ты очень стараешься все делать по-нашему, и понимаю, как это трудно. К сожалению, ребята не всегда об этом задумываются.
— Да мне в принципе достаточно, чтобы ты понимал, — сообщаю ему. — Остальные пусть что хотят, то и думают.
— Слушай, — внезапно спрашивает Азамат, — а как тебе удалось выпить целую фляжку пионовой водки и уйти на своих ногах?
Глава 18
Загадочно ответив Азамату, что это, дескать, секрет фирмы, я отпускаю его разбираться с обидчиком, а сама иду возвращать Эцагану его швейную машинку, благо у меня теперь есть своя. Он сидит у себя в каюте за бессмысленным занятием: пинками подбрасывает какой-то маленький предмет в воздух. Предмет каждый раз приземляется обратно ему на мысок и снова отправляется вверх. В общем, для этого, безусловно, нужна изрядная тренировка.
— Привет, — радостно говорит Эцаган, не прекращая своего занятия.
— Привет, — говорю. — Я так рада, что ты снова тут, а то прямо не знала, к кому пойти за советом.
— За советом лучше к Алтонгирелу, — отвечает он. — Ой, моя машинка! А я уж и забыл, что вам ее отдал. Вам разве больше не нужно?
Эцаган даже немного огорчается.
— Я себе купила собственную, — говорю. — Хотя эта совершенно прекрасная. И спасибо тебе еще раз за ткань.
— Пожалуйста. — Он пожимает плечами.
Мне кажется, парень как-то меланхолически настроен.
— Тебя опять не выпускают, что ли? — спрашиваю.
— Да нет, выпускают, конечно, я же теперь пассажир.
— А чего ты понурый такой?
— Да не хочу я на Муданг, — вздыхает уныло. — Мне не с чем туда возвращаться. Ничего не сделал, ничего не достиг.
— Да подожди еще, — говорю, — у тебя еще вся жизнь впереди, достигнешь, куда ты денешься.
— Ага, на Муданге достигнешь, как же… Там везде эти джингоши, умхнувш…
Последнее слово, видимо, было ругательством. Надо запомнить. Пока только развожу руками.
— Эцаган, если б я могла тебе чем-то помочь, обязательно бы так и сделала.
Он кивает, принимая мои слова, потом ловит мысками обеих ног свой мячик и потягивается.
— Значит, собираетесь еще много шить?
— Было бы неплохо, — говорю. — Вот просвети меня, если я кому-то кроме Азамата что-нибудь сошью, это как воспримется?
— Ну-у, смотря что… — протягивает Эцаган. — А вы Азамату много нашили?
— Нет, пока только рубашку, и еще гизик сплела.
— Это маловато, — строго отвечает Эцаган. — Если сейчас кому-то еще подарки делать начнете, получится, что этот кто-то вам почти так же важен.
— Ой, — говорю, — нет, мне так не надо. Мне надо, чтобы Азамат лидировал с большим отрывом.
— Ну тогда нашейте ему кучу всего, а потом уже можно что-нибудь простенькое остальным.
— Отлично, — говорю, — так и сделаю. Поможешь мне с фасонами?
Эцаган прямо загорается этой идеей.
— С удовольствием! — говорит. — Может, и я шить научусь? Только вот не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, если мы станем много времени вместе проводить…
— Надо будет кого-нибудь третьего рядом усадить, — усмехаюсь, — чтобы был свидетель, что мы ничего плохого не делаем.
Эцаган, похоже, принимается всерьез обдумывать мою идею, высказанную исключительно в шутку.
— Да ты что, — говорю, — у нас с тобой десять лет разница, не говоря уже об ориентации.
— Десять лет? — повторяет он недоуменно. — В какую сторону?