Замуж за «аристократа»
Шрифт:
Но непредвиденной помехой в этом деле оказался слишком легкий Шурин характер. Иногда она, конечно, могла быть довольно вспыльчивой, но быстро отходила и не умела подолгу грустить. Словно спичка – ярко вспыхивала и гасла, едва успев обжечь пальцы зазевавшегося курильщика.
– Бездарность! – расстроилась Шура. – Я самая настоящая бездарность. Мне не удалось продать ни одной картины, я даже разозлиться как следует не могу.
Она ногой отодвинула от себя ведро с краской, меланхолично закурила, потом, закашлявшись, выбросила сигарету в окно.
Зазвонил телефон. Не раздумывая, Шура схватила трубку и только в этот момент вспомнила,
– Блин! – выругалась она. Наверное, теперь придется покупать новый аппарат. Еще одна трата. А денег нет. Как же ей без телефона-то?!
– Шур, чего ругаешься? – этот хриплый низкий голос принадлежал Шуриной приятельнице Диане.
Когда-то они учились в одной школе, сидели за одной партой. Дианка всегда была безнадежной троечницей. Высоченная, нескладная, некрасивая, она и к выпускному классу так и не научилась считать в уме. Жалостливая Шура постоянно давала ей списать.
Даже странно, что они стали подругами. Возвышенная Шурочка в тертых кожаных штанах, с томиком Юнга под мышкой, непринужденно жонглирующая словами «экзистенциализм» и «трансцендентность», и Диана, которая ничего сложнее «Космополитена» в жизни не читала. Шура совершенно не интересовалась своим внешним видом. Она могла годами носить одни и те же джинсы, не замечала пятен на рукавах своей школьной формы. Иное дело – Дианка. Та вообще ухитрилась перекроить тусклое форменное платье так, чтобы оно облегало ее костлявую фигуру. Диана красила ногти лаками самых невероятных расцветок, она сделала мелирование в тринадцать лет, она первой в классе начала брить ноги и завивать ресницы.
Шурина мама дружбы этой, по закону жанра, не одобряла.
– Ты на нее только посмотри, на подругу свою так называемую, – ворчала мама, – морда накрашена, а интеллект, как у морской свинки! Кто из нее вырастет-то?!
Шура несколько раз пыталась повлиять на Дианкину судьбу. Например, однажды она записала подругу на компьютерные курсы. Но та, узнав об этом, рассмеялась:
– Ты чего, Шур, с ума сошла? Да я и настольным калькулятором-то пользоваться как следует не умею! Чего мне позориться-то?
Дианка была на удивление самокритичной.
А когда девчонки перешли в девятый класс, вдруг выяснилось, что с экстерьером у Дианы тоже все в порядке. Подруги не виделись три месяца – на летние каникулы Шура осталась в Москве, а Диана, по обыкновению, уехала к каким-то своим сочинским родственникам. В Сочи уезжала обычная восьмиклассница, по-подростковому неуклюжая, с жиденьким русым хвостиком на затылке. Первого же сентября в Москву вернулась роскошная красавица – шоколадный загар, похудевшие стройные ноги, высокая грудь второго размера. К тому же Дианка покрасила волосы в шоколадный цвет, сделала легкую химию и ровными дугами выщипала некогда густые брови. В общем, теперь она была похожа на фотомодель с обложки глянцевого журнала. Всем одноклассникам (в том числе и Шуре Савенич) оставалось только рот разинуть, когда томная Диана появилась на пороге кабинета геометрии.
А через несколько месяцев Диана преподнесла всем еще один повод для кулуарных сплетен.
– Доучиваюсь последнюю четверть, – громко объявила она, – девятый класс закончу экстерном. И – тю-тю!
– Почему?! – округлила глаза Шура. – С ума сошла?! Кому ты будешь нужна с неполным средним образованием? Маляром, что ли, пойдешь, стены белить?!
– Почему стены? По подиуму ходить буду, – невозмутимо объяснила подруга.
– Думаешь,
– А меня сам Слава Зайцев к себе берет. Я вчера у него на кастинге была. Мне и портфолио бесплатно сделать обещали.
– Что же ты молчала? – ахнула Шура. – И что теперь? Когда мне можно прийти посмотреть на твой показ?
– Сначала придется учиться, – вздохнула Диана, – два или три месяца. Потом, если все будет в порядке, оформят в штат Дома моделей.
Но уже через месяц – бывают же чудеса! – Диана улетела в Париж. Оказывается, на очередном занятии в школе манекенщиц на нее обратил внимание какой-то крупный французский продюсер.
И стала Шура находить в своем почтовом ящике открытки. Откуда только не писала Дианка – Париж, Рим, Милан, Токио, Нью-Йорк! Иногда в толстых желтых конвертах были и ее снимки. То она на обложке «Вог» – холодновато-шикарная, в вечернем платье от «Версаче». То с небрежным хвостиком на затылке, в обнимку с каким-то смуглым красавцем, а внизу подпись: «Это Антонио, мой парижский любовник. Между прочим, миллионер!» (Шура над фотографией этой до-олго тайком вздыхала.)
В общем, Дианка, как ни странно, добилась успеха. Изредка она появлялась в Москве – холеная, в эксклюзивных нарядах («Это мне подарил сам Версаче! О, а это я купила прямо с подиума, в Риме!»). Весело помахивая сумочкой из страусиной кожи, она вновь и вновь врывалась в Шурину московскую жизнь, тормошила ее, завлекала на какие-то вечеринки, на которых собирались только те, кто имеет отношение к волшебному миру моды.
Они взрослели. Шура надумала поступать в Архитектурный институт, но завалила первый же экзамен. Диана снялась в клипе известного на весь мир рок-певца (правда, в массовке – ее лицо появилось на экране всего на четыре секунды). Шура написала двадцать восемь картин и организовала собственную выставку в одной из окраинных галерей. Диана снялась для обложек тридцати пяти журналов, купила себе гоночный «Порше» и через несколько дней умудрилась разбить его всмятку, не получив при этом ни одной царапины. Шура потратила тысячу долларов на холсты и краски и почти три месяца питалась одной гречневой кашей. Диана заработала пятьдесят тысяч и купила домик в Испании. В общем, Шура существовала, Диана жила. До тех пор пока не выяснилось, что для профессии манекенщицы она стала старовата. В середине девяностых в моду вошли нимфетки. С обложек журналов улыбались тринадцатилетние, а Диане, которой к тому времени едва исполнилось двадцать, вынесли безапелляционный приговор: старуха.
В один прекрасный день Диана вновь появилась на пороге Шуриной малогабаритки. Все такая же красивая, все в таких же дорогих шмотках, но без чертиков в глазах.
– Привет, подруга, – мрачно сказала она, – а я на этот раз надолго. – И бухнула на пол увесистый чемодан от «Мандарина Дак».
– Что так? – осторожно поинтересовалась Шура, наливая ей кофе.
– Да так, – неопределенно махнула рукой Диана, – соскучилась, так сказать, по Родине. Дай, думаю, в Москве поживу.
Потом Диана, конечно, призналась, что в Москве оказалась не по своей воле, что из парижского модельного агентства ее выгнали, а главные редакторы модных французских журналов, которые раньше целовали на европейский манер в обе щечки при встрече, теперь с нею едва здороваются. Что в Париже любят победителей, а стареющих манекенщиц, как выяснилось, – не очень.