Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом
Шрифт:
Оттого что три раза постучала? Господи, это не женщина! Это мудреная головоломка! Только к одной из её причуд привыкнешь, а тут уже новая на подходе! Надеюсь, на этом все? Боюсь, если узнаю, что по утрам она ритуальные костры в парке жжет, поседею. Ведь вполне может быть, что свежий хлеб на завтрак это прикрытие.
– Едем?
Голубыми озерами своими на меня поглядывает и шапку пониже на лоб натягивает.
– Едем, - и дай бог, чтоб на семейном торжестве ещё один из её сюрпризов на поверхность не всплыл!
Глава
Стеша
К выбору платья я подошла основательно. Я, может, и не благородных кровей, но с внушительным капиталом на карточке моё перевоплощение из серой мыши в блистательную светскую львицу прошло вполне безболезненно. Даже на маникюр отваживалась, не забыв проследить за тем, как мастер распаковывает простерелизованный инструмент и втискивает свои изящные ладошки в тесные перчатки. Боязно, конечно, но страх упасть лицом в грязь на банкете куда сильнее, чем маячащая на горизонте перспектива заразиться гепатитом.
– Нравится?
– да и девушка милая. Опытная, ни одной ранки на моих ухоженных пальцах не наблюдается. Так что зря я раз двадцать приходилась по лбу салфеткой, желая стереть испарину.
– Яркий дизайн вам бы больше пошел.
Нет уж. Кто знает, как у богатеев принято? Уж лучше классический френч, чем обвинения в отсутствии вкуса.
Слова её мимо ушей пропускаю и плату за труды на стол кладу. Из своих кровных, а то неудобно как-то - у нас с Гришей разговор лишь о платье шёл. И пускай муж, но брак ведь у нас нестандартный!
Волоку пакет с дорогим логотипом к эскалатору и сама себя ругаю, что решила красками да карандашами затариться. Теперь трястись со всем этим богатством в маршрутке!
– Стефания!
– только ногу свою заношу над эскалаторной лентой, а мне на плечо чья-то рука опускается. Впрочем, чего это я? Прекрасно ведь знаю, кто так щедро себя Императрицей поливает.
– Вот так встреча! Это ж во сколько ты встала, что к обеду с уборкой покончила и в магазин приперлась?
– свекровь. Точнее, дама с пергидролевыми кудрями, что ещё пару месяцев назад это пугающее звание носила! А теперь она тоже бывшая, как и сынок её, что мамку свою взглядом смиряет и, недовольно вздохнув, кивает мне в знак приветствия.
– Причесалась в кои-то веки?
Мымра. Пялится на мои отлежавшиеся под шапкой волосы, а свои пятерней взбивает. И ведь не просто так! Как бы говорит: смотри и учись, как уважающая себя женщина выглядеть должна!
– А вы не меняетесь, Нина Геннадьевна, - не буду я с ними стоять. Поговорить нам не о чем, даже о здоровье спрашивать не хочется: чего с этой гадюкой станется? Шаг делаю и стараюсь на ногах устоять, когда меня в сторону ведёт. Все эти поручни, перила, товарные ленты тот ещё рассадник бацилл. Неизвестно, кто их до меня касался. Если такие, как мадам Зайцева, то лучше и не прорываться руку на них устроить - насквозь ядом пропитаешься. Ещё и умирать будешь в жесточайшей агонии, уж поверьте.
– Как и ты, милочка! Где же здравствуйте? Или что, с сыночком моим развелась,
И то верно. Разве что даже сейчас грубить ей не рискну - боюсь вниз столкнет! Лучше молча дождусь, пока под ногами пол не появится и с гордо поднятой головой восвояси отправлюсь. К мужу. Пусть и фиктивному, это семейство, что в затылок мне дышит, об этом не знает.
– Полюбуйся, Боречка, какую змею в доме пригрел! А я говорила, что она фамилии нашей недостойна! то ли дело Катенька!
Катенька, только послушайте! Я для неё все эти четыре года Стефанией была! Ни дочкой, ни Стешей, ни Стефой, как меня папа зовет, а именно так: Стефания. И где-то на середине, бровь непременно должна вверх взметнуться, а губы брезгливо скривиться!
– Кончай, мать. Мы все это уже слышали, - и на том спасибо. Хоть немного Борька неприятный осадок после встречи с ним в загсе разбавил. Муть еще белыми хлопьями на душе летает, зато хоть какой-то просвет.
– А что я такого сказала? Правду, и только. Ты бы, дорогая, вещи свои с квартиры вывезла, а то новой хозяйке они не к чему. Мешаются.
– На помойку пусть отнесет, - я не выдерживаю, но оборачиваться не спешу. Знаю, что там и сервиз наш свадебный остался, и мольберт мой, и одеяло из овечьей шерсти, что мама нам на годовщину свадьбы дарила. А теперь вон, Катенька им укрывается.
– Ещё чего? Ей тяжести таскать нельзя!
– А жених на что?
– вот теперь повернусь. Все силы приложу, но боль свою женскую поглубже спрячу.
– Или ты, Боря, до сих пор тяжелее банки пива ничего в руки не берёшь?
Он удивлённо пешки свои таращит, а Зайцева старшая полные губы поджимает:
– Пил он только с тобой! Теперь женщину приличную встретил и другой жизнью зажил! А чего ему по кабакам таскаться? Домой теперь возвращаться хочется, а не бежать, как все эти годы было!
И зачем врёт?! Нормально мы жили. До последнего выкидыша. Да и можно ли меня винить за то, что организм такой способ защиты выбрал? Уборку эту чертову в разряд зависимости перевёл, чтобы времени на самобичевание не осталось. От этого никто не застрахован, с каждым может случиться. И что ж теперь камнями закидывать? На больное давить, словно я позабыть могу, что женщина из меня какая-то неполноценная вышла? Ещё и с тараканами, которых то больше становится, то лишь парочка из углов поглядывают, длиннющими усами шевеля.
– Ну, хоть какой-то плюс. И не благодарите - сама не нарадуюсь, что ничего меня с вами больше не связывает!
– кроме сервиза, которому в принципе без разницы, от чьих рук он вдребезги разобьется. Не пить же из него теперь!
Шарф на шею мотаю, пуховик резким движением застегиваю, и шапку, пусть и набекрень, но на голову цепляю. Бежать надо, а то от обиды глаза щиплет, а душу солью непролитых слез разъедает.
Торопливо вышагиваю по плитке, стараясь ненароком на швы не наступить, и чем дальше от прошлого своего убегаю, тем горестнее мне моё будущее видится.