Замужняя невеста
Шрифт:
– И ты мне ничего об этом не говорила, – с горечью отметил Жан, – а я думал, что мы друзья.
Соня смутилась.
– Сначала, откровенно говоря, я и сама относилась к занятиям с командором не слишком серьезно, а ты был так увлечен своими пациентами... А потом, вспомни, как мы быстро собрались, потому что «Джангар» отправлялся в путь на день раньше, чем мы ожидали... Да я просто забыла о каких-то там «звездочках».
На самом деле «звездочки» были здесь ни при чем. И Соня подумала о том, что если рядом с нею станет учиться еще и Шастейль, то на
– Даже Мари, выходит, умеет их метать, – продолжал бурчать тот.
– Кстати, Мари, а откуда они у тебя? – опомнилась и Соня. – Я никогда не видела, чтобы ты тренировалась в метании сюрикенов.
– Откуда? – смутилась девушка. – Заказала у кузнеца. А тренировалась за сараем, дырявила тыквы Жюстена, кстати, прошлого урожая, так что, думаю, он на меня не очень рассердится. Простите меня, ваше сиятельство, но я подумала...
– А вот на будущее сообщай, пожалуйста, о своих думах, – строго сказала Соня, – я не хочу ждать от моей служанки никаких сюрпризов.
– Хорошо, госпожа, простите, я больше не буду ничего делать без вашего ведома, но если случится, что вам будет угрожать какая-нибудь опасность...
Она опустила глаза, а Соня сжалилась над нею.
– Ну-ну, Мари, не расстраивайся, я всего лишь хотела сказать, что у тебя не должно быть от меня секретов.
– Никогда не будет, госпожа, никогда! – Девушка схватила руку княжны и поцеловала.
– Экая ты горячая, – удивилась та; до сего времени она считала, что Мари покорна и не слишком умна, хотя ее служанка всегда выказывала понятливость, что называется, схватывала на лету. Ничего не поделаешь, аристократам свойственно считать, будто прислуга не может быть умнее господ, а тем более в чем-то становиться вровень с ними...
Между тем досада не отпускала Жана Шастейля.
– Покажи и ты, Мари, свое умение, – хмуро предложил он; хотя девушка была служанкой Софьи, он считал, что тоже имеет на нее кое-какие права. Разве не он своим умением превратил ее в человека, изменив данное природой ужасное лицо зверя? Теперь она не только стала обычной девушкой, но даже смогла в нужную минуту заинтересовать своей внешностью нужного мужчину...
– Пожалуйста.
Мари сунула руку в кармашек фартука и бросила свою «звездочку», почти не вынимая руку из кармана и не примериваясь. Та впилась в переборку в том же месте, что и «звездочка» Сони.
С трудом скрывая разочарование – ее сиятельство до сей поры считала, что она единственная из женщин, которая смогла освоить такое сугубо мужское оружие, – Соня честно похвалила ее:
– Ты от природы ловка, Мари, а теперь еще и овладела искусством метания. Я могу не беспокоиться за свою жизнь... Но как ты хочешь воспользоваться своим умением, освобождая нашего раба?
– Я спрячусь в темноте и метну «звездочки» в надсмотр–щиков, – продолжала рассказывать свой план Мари. – Вряд ли удастся серьезно ранить кого-то из них, но наверняка матросы не догадаются, что это в темноте впивается им в лицо.
– Тогда и я пойду с тобой, – решила Соня.
– Но, госпожа... А что будет, если вас обнаружат?
Ее горячо поддержал Шастейль:
– В самом деле, Софи, мы все можем пострадать. Одно дело, если подумают, будто Мари пришла на свидание к своему надсмотрщику, и совсем другое, если на глаза разъяренным матросам попадешься ты. Я ведь не смогу отпустить вас одних. Придется пойти и мне. Пожалуй, Мустафа сочтет, что при таких обстоятельствах он может нарушить слово, данное командору де Мулену.
– И ты думаешь...
– А что в таком случае помешает ему продать в рабство вас с Мари, а меня заковать в кандалы и посадить на весла? Насколько я знаю, гребцов на галерах всегда не хватает... Другие, современные суда могут обходиться без рабов, используя труд лишь своих матросов, а «Джангар» не может.
– Но ты представляешь, как я буду волноваться, отправляя Мари одну на такое опасное дело?
– Я тоже буду волноваться, – мягко проговорил Шастейль, – но, увы, это пока все, что мы можем сделать... Теперь нам надо продумать, как помочь твоему соотечественнику, если он доберется до берега. Ведь его наверняка будут искать.
– Погодите-ка, – воскликнула Соня, – но мы еще не решили, когда предпримем попытку освободить Леонида.
– Хороший вопрос, – кивнул Жан. – Ясно одно: не в открытом море это надо делать, а вблизи берега. Тогда наш раб, прыгнув за борт, сможет до него добраться.
– А где мы сможем встретиться? Как найдем друг друга в незнакомом городе?
– Это уже второй вопрос, – невозмутимо отозвался Шастейль. – Думаю, вначале отправят на берег нас, а потом станут загонять в трюм гребцов. То есть скорее всего мы окажемся на берегу раньше. И что нам помешает следить за морем? Или, того лучше, наймем лодку и станем плавать неподалеку, поджидая момент, когда наш русский друг окажется в море...
– А что, мне кажется, твой план не так уж плох, – скупо похвалила Соня, но Жан от ее слов весь расцвел.
В последние дни он чувствовал себя как бы не у дел. Получалось так, что варианты спасения Разумовского одобряла или отвергала Соня, ей активно помогала Мари, а Шастейль лишь удивлялся напору и решимости молодой женщины. В начале знакомства она показалась ему куда более хрупкой и беззащитной.
Теперь же Соня его подавляла. Она будто была сильнее его, и в этом их негласном соперничестве Жана не спасали ни его знания как врача, ни купленный им титул графа.
За все время их совместного путешествия и выпавших на их долю приключений он не только не приблизился к Софье как к женщине, но и с некоторых пор стал отдаляться. И в глубине души тихо тосковать по женщине кроткой и наивной, нежной и неприспособленной к жизни. Такой женщине он мог бы стать защитником. И только такая женщина могла бы его по-настоящему ценить и уважать...
– Однако, – между тем продолжала Соня, – как же Мари сможет на время обезвредить надсмотрщиков, если мы как раз будем садиться в лодку, чтобы отправиться на берег?