Занавес опускается
Шрифт:
– Да, кое-что.
– Во время войны им всюду мерещились агенты пятой колонны. Полина подозревала даже одного очень милого австрийского врача, который занимает сейчас важный пост в крупной клинике. А тогда он помогал ухаживать за «трудными детьми». Полина утверждала, что внутренний голос ее не обманывает. А потом она заподозрила в шпионаже бедняжку мисс Эйбл, которая якобы подрывала ее влияние на Панталошу. Мне иногда кажется, что Полина до сих пор не смирилась с уходом со сцены и постоянно изыскивает применение своему актерскому дарованию. И все Анкреды точно такие же. Мисс Оринкорт, разумеется, сразу же пришлась
– Что вы сами думаете о мисс Оринкорт?
– Я? Она прелестна, правда? Я бы даже сказала, в своем роде она совершенство.
– Ну а кроме красивой внешности?
– А кроме внешности, там ничего и нет. Разве что еще изрядная доля вульгарности.
«Неужели она и впрямь способна рассуждать так непредвзято? – подумал Родерик. – Из-за Сони Оринкорт ее дочь потеряла немалые деньги. Возможна ли такая полная отстраненная объективность?»
– Вы ведь присутствовали, когда в судке для сыра обнаружили книгу о бальзамировании?
Она слегка поморщилась.
– Да, увы.
– Кто, по-вашему, мог ее туда положить?
– В первую минуту я, признаться, заподозрила Седрика. Хотя почему?.. Наверно, потому, что не представляю себе, как на такое отважился бы кто-нибудь другой. Но не знаю. Ощущение было ужасное.
– А кто мог написать анонимные письма?
– Вероятно, все это дело рук одного и того же человека. Хотя трудно допустить, чтобы кто-то из Анкредов… В конце концов, они же не какие-нибудь там… Не знаю…
У нее было свойство не заканчивать фразы, ее голос каждый раз угасал, словно она на ходу теряла веру в собственные слова. Родерик чувствовал, что она усердно отгоняет прочь предположение об убийстве, и не столько из страха, сколько потому, что в ее представлении сама эта мысль отдает дурным вкусом.
– Иначе говоря, вы считаете, что они подозревают мисс Оринкорт необоснованно и сэр Генри умер естественной смертью?
– Вот именно. Нисколько не сомневаюсь, что их утверждения – вымысел чистой воды. Себя-то они, конечно, уверили, что это правда. А на самом деле у них просто очередной заскок.
– Но такое объяснение плохо увязывается с тем фактом, что в чемодане мисс Оринкорт нашли банку с крысиным ядом.
– Значит, должно быть другое объяснение.
– Мне пока приходит в голову только один вариант – банку подкинули нарочно, но если мы согласимся с этой гипотезой, то из нее вытекает другой, не менее серьезный вывод: кто-то прилагает усилия, чтобы ни в чем не повинного человека заподозрили в убийстве. А это уже само по себе преступно и…
– Нет-нет! – воскликнула она. – Вы не понимаете Анкредов. Они так увлекаются собственными фантазиями, что не думают о последствиях. Эту злосчастную банку могла положить в чемодан горничная, а может быть, она попала туда вообще по нелепому недоразумению. Может быть, она валялась на этом чердаке бог знает сколько лет. Анкреды вечно делают из мухи слона. Прошу вас, мистер Аллен, не слушайте вы их, потому что все это чепуха! Пусть опасная, пусть идиотская, но все равно чепуха!
Говоря, она подалась в кресле вперед и стиснула руки. Ее голос впервые за все время звучал настойчиво и взволнованно.
– Если и чепуха, то придуманная со злым умыслом, – сказал Родерик.
– Да нет же,
– Буду очень рад, если за этим не кроется ничего серьезнее.
– Неужели вы сомневаетесь?
– С удовольствием дам себя переубедить.
– Ах, если бы это было в моих силах!
– В ваших силах по крайней мере помочь мне заполнить некоторые пробелы. К примеру, не могли бы вы пересказать мне разговор в гостиной, когда все вернулись туда из театра. Что там происходило?
– Простите, что я так упорно стою на своем, – уклоняясь от прямого ответа, сказала она прежним, чуть ироничным тоном. – Понимаю, глупо силой навязывать другим свое мнение. Так можно лишь переусердствовать и вызвать к себе недоверие. Но поймите, я достаточно изучила Анкредов.
– Я тоже внимательно их изучаю. И все же, что произошло в гостиной после скандала в театре?
– Оба гостя – священник и сосед-помещик – распрощались с нами в Большом зале. Не сомневаюсь, бедняги были счастливы, что могут уйти. Мисс Оринкорт еще раньше поднялась к себе. Миссис Аллен задержалась в театре с Полем и Фенеллой. Остальные прошли в гостиную, и там, как всегда, началась очередная семейная склока, на этот раз из-за варварского надругательства над портретом. Затем пришли Поль с Фенеллой и сказали, что портрет не пострадал. Оба, естественно, были очень обозлены. Попутно замечу, что моя дочь все еще по-детски поклоняется кумирам и вашей женой восхищена безмерно. Так вот, эти великовозрастные дети возомнили себя сыщиками и, оказывается, надумали провести собственное расследование. Миссис Аллен вам говорила?
Хотя Агата рассказывала Родерику и про вымазанную краской кисть, и про отпечатки пальцев, он выслушал эту историю еще раз. Дженетта изложила ее очень обстоятельно, явно пытаясь представить все в смешном свете, и, как показалось Родерику, уделила излишне много внимания этому незначительному эпизоду. Когда же он попросил подробнее описать споры в гостиной, рассказ ее вновь стал расплывчатым и неопределенным. По ее словам, в гостиной они обсуждали гневную реакцию сэра Генри и его несдержанность за ужином.
– Это был обычный спектакль в духе Анкредов, – сказала она. – Сплошные эмоции. Завещание, которое огласил сэр Генри, задело их за живое, и, кроме Седрика и Милли, все были смертельно обижены и оскорблены в лучших чувствах.
– Все? Ваша дочь и Поль Кентиш тоже?
Ее ответ прозвучал, пожалуй, чересчур небрежно.
– Моя глупышка Фен действительно кое в чем пошла в Анкредов, она существо эмоциональное, но, к счастью, не чрезмерно. Что до Поля, то, слава богу, семейный темперамент ему не передался, и это весьма отрадно, потому что он, кажется, станет моим зятем.
– Вы не помните, во время этого разговора кто-нибудь позволял себе откровенно враждебные высказывания в адрес мисс Оринкорт?
– Анкреды все были настроены против нее крайне агрессивно. За исключением Седрика. Но они чуть ли не каждый день ополчаются то на одного, то на другого. Так что это ничего не значит.
– Согласитесь, что, когда человека неожиданно лишают очень солидной суммы, его гнев не так уж беспричинен. Должно быть, вы и сами чувствовали некоторую досаду, что ваша дочь оказалась в таком положении?