Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947-1963.
Шрифт:
[Без указания даты, конец 1957 г.]
Луна, как желтая клякса на небе, – желтый оттиск на ткани ночи.
Заметки о кинофильмах
Вуайеристская интимность камеры.
Теория кино «belle image» – кинофильм как последовательность красивых картинок… по сравнению с фильмом как движущейся, вполне целостной вещи.
Камера, двигаясь по кругу, намеком приглашает нас воспринять одного персонажа + исключить другого; снизу вверх + испытать благоговение перед героем или страх перед
Кинофильм – это роман в движении; вероятно, это наименее рационалистичная, наиболее субъективная среда.
О ведении дневника
Несерьезно воспринимать дневник просто как приемник для частных, тайных мыслей – как наперсника, который глух, нем и безграмотен. В дневнике я не просто выражаю себя более открыто, чем могла бы в личном общении; я создаю себя. Дневник – это локомотив моего самоощущения. В нем я предстаю эмоционально и духовно независимой. Следовательно (увы), в нем не только записываются страницы моей фактической, каждодневной жизни, но и – во многих случаях – ей предлагается альтернатива.
Зачастую возникает противоречие между смыслом наших действий в отношении человека и чувствами, которые мы выражаем к нему же в дневнике. Последнее не означает, что наши поступки неглубоки, и лишь наши сокровенные признания подлинны. Признания (я, конечно, подразумеваю искренние признания) могут быть более поверхностными, чем поступки. Я думаю о том, что прочитала о себе сегодня (когда ходила на бульвар С[ен]-Ж[ермен] за ее почтой) в дневнике Г., – это краткая, несправедливая, немилосердная оценка меня, которая заканчивается словами, что в действительности я ей не нравлюсь, но моя страсть к ней приемлема и удобна. Боже мой, это очень больно, во мне – негодование и унижение. Нам редко становятся известны мысли других людей о нас (или то, что они сами считают своими мыслями о нас)… Чувствую ли я свою вину в том, что прочитала строки, не предназначенные для моих глаз? Нет. Одна из основных (социальных) функций дневника в том и состоит, чтобы его тайно читали другие – те люди (подобно родителям + любовникам), о которых мы со всей жестокой честностью говорим только в дневниках. Прочтет ли Г. эти строки?
Сочинительство. Сочинительство с намерением поучать, повышать нравственные нормы – развращает.
Ничто не мешает мне стать писателем, кроме лени. Хорошим писателем.
Почему важно писать? В первую очередь из эгоизма, полагаю. Мне хочется быть этой персоной, писателем, и дело не в том, что мне необходимо что-то высказать. А впрочем, почему бы и нет? Благодаря строительству своего «я» – например, такому fait accompli, как настоящий дневник, – я сумею уверовать, что я (я) имею что-то сказать, что мне есть что сказать.
Мое «я» слишком мало, осторожно, слишком рассудочно. Хорошие писатели – это ревущие эгоисты, порою до глупого. Трезвомыслящие критики, вроде меня, поправляют их – но наше здравомыслие лишь паразитирует на творческих способностях гения.
1958
Крошечное несчастное «эго», как жилось тебе сегодня? Боюсь, не бог весть как, – ты все изранено и покрыто синяками. Горячие приливы стыда и тому подобное. Нет, она не влюблена в меня, я никогда не питала иллюзий, но думала, что я ей нравлюсь.
Сегодня вечером (вчера вечером!) у Поля я и вправду
…Стратегия личности.
Как сделать из своей грусти нечто большее, чем просто скорбную литанию чувству? Как чувствовать себя? Как гореть? Как сделать свою муку метафизической?
Блейк говорит:
Солнце, знай оно сомненья,Не светило б и мгновенья [13] .13
Строки из стихотворения У. Блейка «Изречения невинности». Пер. С.Я. Маршака.
Мне страшно, я цепенею от супружеских войн – смертельной, мертвящей схватки, что есть противоположность, антитеза острых, болезненных войн любовников. Любовники воюют кинжалами и кнутами, мужья и жены – отравленной пастилой, снотворными таблетками и мокрыми одеялами.
[Нижеследующие страницы взяты из дневника, на обложке которого стоит дата – «декабрь 1957 г.». Однако у меня почти нет сомнений, что записи сделаны в начале 1958 г., хотя и неизвестно, когда именно. Здесь, в едва беллетризованной форме, изложен рассказ о том, как СС приняла решение оставить мужа и как, после непродолжительного пребывания в Оксфорде, она оказалась в Париже. Ведущего персонажа повести зовут Ли, по второму имени самой СС. Мужа Ли зовут Мартин: так звали младшего брата Филиппа Риффа. Примечательно, что прототипом любовника по имени Хэзлитт послужила любовница СС Г., а фигура, символизирующая Ирэн Форнес (ставшую любовницей СС после ее расставания с Г.), – это испанская любовница Хэзлитта, Мария. Здесь воспроизведено вступление СС и первая часть повести. Я ввел в первые пассажи написанную позднее альтернативную версию решения Ли уехать в Европу, хотя в дневнике она следует в самом конце.]
[Предисловие]
Ушло время писать для развлечения других. Я пишу не для того, чтобы развлекать других или себя. Эта книга – инструмент, средство – и должна она быть твердой + формой напоминать инструмент, длинный, толстый, с тупым концом.
Эта тетрадь – не дневник. Это не мнемонический справочник, призванный помочь мне вспомнить, что в тот или иной день я смотрела именно этот фильм Бунюэля, или как меня огорчила Дж., или что Кадис показался мне прекрасным, а Мадрид – нет.
[Текст]
…Она чувствовала, что ей нужно спать все больше. Проснувшись утром, она думала о том, как скоро ей удастся лечь снова – после утренних классов или перед дневным семинаром – и когда она заснет.
Она начала ходить в кино
На шестой год брака Ли решила уехать за границу на год + подала бумаги на получение именной стипендии. План, как обычно, был ехать вместе. Мартин тоже должен был ехать, но в последнюю минуту получил более выгодную преподавательскую ставку на учебный год. Она же получила стипендию. Он умолял ее не ехать, но ей поступило официальное приглашение, и, кроме того, предлогом была ее карьера. Иначе у нее никогда бы не хватило смелости уехать. Были и сцены, и рыдания, а потом внезапно пришло время уезжать. Была бессонная ночь, когда она наконец оставила супружескую постель и пошла спать в детскую, а потом утром Мартин, ребенок и няня уехали в автомобиле, а спустя несколько дней Ли поехала в Нью-Йорк и села на корабль.