Запад глазами монастырей
Шрифт:
— Получилось, что шкурники, паразиты…
— А это кто такие?
— Те, кого уважаемый называет дармоедами и потребителями. Все они одного сорта люди!?
— Точно подмечено. Тогда можно найти чёткую грань. Созидателей поставить по одну сторону, а весь этот сброд — по другую. Их можно назвать мутантами, так как они, живя в человеческом обществе, потеряли качество единства. Так как любой мутант причислит себя к созидателям, то также нужен «ключ». Какие мы видим закономерности?
— Мутант может жить только за счёт человеческого общества и внутри его.
— Мутант преследует личные интересы.
— Это не совсем
— Но есть факты. Если семья не имеет радостей, а государство хиреет, то что оправдает бездарь?!
— Итак, уточним. Факт и только факт есть свидетель, — сказал Дон Мен. — Все дармоеды и шкурники прикрывают факты обвинениями кого-то или обещаниями. Но их легко узнать по словам, которыми игнорируется факт. Понаблюдайте за семьей, в которой угнездились шкурник или потребительница. Они никогда не признают за собой вины, а ищут причины в другом человеке. Созидатель живёт единством. Это означает, что неуспех всех он переживает как свой неуспех, а чужой удаче радуется как личному успеху.
— Мутанты агрессивны к созидателям.
— Не совсем так. Созидатели, пасущие коров и овец, выращивающие рис и хлеб безобидны. Дармоеды просто отнимают у них или силой, или сетью поставленных законов в свою пользу. Что может сделать созидатель. Но другое дело созидатели той группы, которая также живёт на поле общества. Вот эти и представляют опасность для шкурников и любого мутанта.
— Но ведь они тоже созидатели. Какой от них вред? Какой вред может принести наставник или настоятель монастыря?
— Вы, наверное, знаете, как император отравил первое поколение монахов монастыря Шаолинь. Вреда от них не было. Только польза. Но император усмотрел своим инстинктом в том опасность. Какую?
— Он не ощутил в них свои инстинкты.
— Вот это сказано точно, — одобрил Дон Мен. — Мутант зрит только себе подобного. Любое иное им отрицается. Мутанты всегда агрессивные или в словах, или силой. Они не признают иное, кроме того, что угождает им. Впрочем, иных свойств у них нет. Поэтому они действуют искренне. Они будут смотреть на вас стеклянными глазами в недоумении. Им не дано видеть иное. В том главная опасность, истекающая от мутантов. Они кучкуют вокруг себя себе подобных.
— Поэтому созидатели в обществе обречены?
— Только в больной семье, в больном сообществе, или в больном государстве.
— Но как тогда выздоровеет больное тело?
— Посмотрите на организм больного. Может он выздороветь по-настоящему, то есть когда жизнь опять в эмоциях и приятном теле?
— Может. Я был крайне болен. Теперь я, после общения с Дон Меном, знаю причины, — поднялся с места мужчина. Страдания дошли до того, что жить не хотелось. Замучили боли. Я стал неработоспособным. Но однажды я встретил монаха. Сначала он, к моему удивлению, сказал, что вся причина во мне. Я усомнился. Что, я враг сам себе?! Но монах говорил просто и искренне. В нем не чувствовалось разглагольствования и философствования. Я прислушался. Пришлось преобразовывать самого себя. Я поселился далеко в горах и питался кое-как. Да и не до питания было. Монах поселился со мной. Трудное это дело, перерождать себя… и, в то же самое время, крайне простое. Затем мне помогли в монастыре. Теперь я по молодел и испытываю радости в жизни.
— Итак, тело было всё тем же. Не были заменены внутренние органы. Не сменились глаза и уши. Что поменялось в пользу жизни?
— Прежде всего, мировоззрение, — ответил мужчина. — Оно может быть искренним, но разрушительным. О, как это просто и незаметно!
— К какому органу относится мировоззрение? К слуху, к зрению, к обонянию?
— К уму.
— Как ум стал созидательным? Ведь до этого он был в организме дармоедом.
— Я не такой наблюдательный в смене свойств ума… Однажды я заметил, что радуюсь успехам монаха, который тренировал себя в чудесах. Затем я стал замечать, что мне доставляет удовольствие помогать людям случайным и не знакомым. Я не испытывал ожидания благодарности совершенной мной помощи. Если у меня было больше, то я рад был поделиться. Если у меня была скудная еда, то я ждал голода и ел хлеб, запивая родниковой водой с таким наслаждением, которое не испытывал раньше от роскошных блюд.
— Вы заметили появление у рассказчика двух свойств?
— Всё, что он говорит нам понятно, но различий в опыте сложной жизни мы ещё не видим.
— Он говорит о радости от присутствия монаха и других людей. Он с удовольствием помогает им и испытывает именно в этом удовлетворение. Представьте себе семью, в которой все рады друг другу лишь потому, что есть другой. Вот сын пришел с порванными штанами. Бить его или не бить? Что важнее: человек или предмет?
— Не со зла же порвал.
— А где найдёшь деньги на покупку других штанов?
— Нужно обучать его быть осмотрительным.
— Вот вам и примеры в этих высказываниях, — остановил их Дон Мен. — Сын порвал штаны по своей неловкости и несовершенству в ориентации. Учите, что всё это — сложный комплекс существа, а не правила ума. Вы можете его этому научить?
— Нет.
— Что же вы от него требуете? Другого существа?
— Вы правы, почтенный.
— Теперь о штанах, которые не купишь. О чём сказала эта женщина?
— О себе, она заведомо печётся о материальном благополучии. Нет ей дела до своего сына, — сказал печально мужчина.
— Только людям Запада привычно неживое и материальное ставить превыше живого и человека. Они радуются приобретению очередных квартир и машин, но не восторгаются с появлением в семье даже пятого ребёнка, — сравнил Дон Мен, — но вернёмся к возможности оздоровления. В качествах рассказчика появились качества единства. Приведу пример, и исламе пророк Мухаммед упрекает богатых за то, что они не накормили сироту, не помогли бедному, не приютили путника. Какой прок от перечисленных людей богатому? Но с каких позиций говорит пророк?
— С позиций созидателя.
— Угоден был Мухаммед богатым?
— Нет.
— Они признали не веру пророка, а его силу. Это им понятно. Это на их языке. Но станут ли такие верующими? В них живёт инстинкт шкурников. Этот инстинкт отрицает созидателя. Вот мы и пришли к тому, что на поле человечества пасётся два типа людей: созидатели и мутанты. Лишь созидатель может помочь оздоровить тело. Но, как следовало из рассказа, мировоззрение и инстинкты придётся поменять. Поэтому болезненны для паразитов пророки и созидатели. Говорят непонятно. Живут не так, как все. Настраивают общество против. А так хорошо было. Всё по закону, по правилам, по общественному мнению и согласию.