Запад-Россия. Тысячелетняя Война
Шрифт:
Известный политолог, бывший ответственный сотрудник агентства UPI, главный международный аналитик сайтов The Globalist и The American Conservative, ирландец Мартин Сифф считает, что Россия просто-напросто взяла на вооружение старую доктрину Монро о невмешательстве, которую с 1822 года Соединенные Штаты провозглашали как принцип своей внешней политики: иначе говоря, ни одно государство другого континента не в праве вторгаться в непосредственную сферу влияния США. Если шаги, предпринимаемые Путиным, «опасны для мира на планете, то надо также признать, хоть это и неприятно, что они продиктованы естественными опасениями России и вполне законным стремлением обеспечить свою безопасность».
«Русские были вынуждены реагировать на активное расширение
Нарушение демократического принципа
Стивен Ф. Коэн, бывший советолог из службы президента Джорджа Буша, почетный профессор университетов Нью-Йорка и Принстона, ведущий журналист газеты «Нейшн», обеспокоен тем, что в американской прессе и политике царствует одна единственная точка зрения [94] :
93
Martin Sieff, «Quand la Russie applique sa recette de la doctrine Monroe». l’Hebdo, 01.05.2014; взято с сайта The Globalist.
94
См. также его комментарий о медийном освещении Олимпийских игр в Сочи (предыдущая глава).
«Новая холодная война будет тем более опасной, что в Соединенных Штатах не существует никакой сколько-нибудь значимой оппозиции. Мы, отказывающиеся поддерживать неправильную политику нашего правительства, не можем ждать поддержки ни от какого влиятельного лица, не можем ждать и от Конгресса, превратившегося в оплот наступательной политики.
С начала украинского кризиса и по сей день ни одна из таких газет, как „Нью-Йорк таймс“, „Вашингтон пост“ или „Уолл-стрит джорнал“, ни разу не давали нам слова. Нас не звали ни на канал MSNBC, ни на „Фокс Ньюс“, где все события трактуются с одной единственной позиции: „во всем виноваты русские“. <…> За мою долгую жизнь я не помню ни единого случая такого грубого нарушения демократического принципа, тем более в условиях серьезного кризиса» [95] .
95
Stephen F. Cohen, «H'e~a'etiques contre faucons». Le Monde diplomatique, 10.2014, перепеч. из The Nation, 15.10.2014.
Во Франции также поднимаются голоса против однобокости официальной точки зрения и того, в каком искаженном виде подается информация: невозможно понять, что на самом деле происходит на Украине и почему русские ведут такую политику? Ведь если все объяснять их исконным стремлением к «экспансии» и желанием восстановить советскую империю, то непонятно, зачем они ее развалили? Особо стоит прислушаться к экономисту Жаку Сапиру, к бывшему премьер-министру Доминику де Вильпену, к бывшему министру-социалисту Жан-Пьеру Шевенману, журналу «Монд дипломатик» и еженедельнику «Марианна»; чуть реже и с чуть другой интонацией звучат голоса эссеиста Жака Аттали, академика Элен Каррэр д’Анкосс и бывшего министра иностранных дел Юбера Ведрина.
«Каждый убежден в своей исключительной правоте: Брюсселю представляется совершенно естественным, что Европа стремится распространить на весь мир свои либеральные устои, экологические нормы и „демократические“ идеалы. В отношении Москвы она возобновила Drang nach Osten („Натиск на Восток“), но только натиск этот принял теперь новые формы. Россия же со своей стороны за Евросоюзом видит НАТО. Таким образом, мессианство одних порождает защитный национализм других», – пишет Жан-Пьер Шевенман [96] .
96
Jean-Pierre Chev`enement, «Ukraine: il est temps qu’une parole raisonnable se fasse entendre!». Marianne, 22.05.2014.
Его точку зрения разделяет Юбер Ведрин:
«С 1992-го года западная политика в отношении России была бесцеремонной, провокационной, жесткой и вялой одновременно, иначе говоря, она отличалась непоследовательностью. Сначала Европа послушалась дурного совета США и учинила ультралиберальный big-bang (электрошок без терапии!), приведший к развалу экономической и социальной структуры СССР и приходу к власти опухшей от награбленного клептократии. Поспешные и легкодумные посулы принять Украину в Евросоюз не могли привести к быстрым и конкретным действиям. А попытки расширить НАТО, приняв в него Грузию, Молдавию, Украину и Азербайджан, предпринятые в годы правления Клинтона, а затем Джорджа У. Буша, были восприняты Москвой как прямая провокация» [97] .
97
«Ukraine, comment s’en sortir», интервью Hubert Vedrine. Le Figaro Magazine, 02.05.2014.
Куда подевались наша любознательность, наше стремление увидеть мир таким, каков он есть, а не каким мы хотим его себе представить? Такие вопросы должны задавать себе интеллектуалы, преподаватели, ученые и исследователи – все те, чья профессия – думать, понимать, объяснять. И журналисты, чья профессия – рассказывать о событиях.
Почему мы не задаем вопросов?
Вероятно, первый вопрос, который мы должны сами себе задать – ведь мы же разумные люди или, во всяком случае, считаем себя таковыми – «Почему мы перестали задавать вопросы?»
Какой смутный страх внушает нам перспектива войти в зазеркалье и посмотреть, что делается с той стороны? Чего мы так боимся, почему избегаем смущающих разум вопросов и гипотез? Боимся, а вдруг Путин окажется прав? А вдруг он не такой страшный, как его малюют? Есть все же вопросы, которые нужно иметь смелость себе задавать.
Почему в наших газетах, на радио, на телевидении никогда не задают вопросов о законности, об оправданности и, главное, о необходимости военных интервенций Запада? Зато мы без удержу клеймим попытки стран, которые мы считаем второстепенными, защититься от вторжений. Эффективность провозглашена на Западе критерием превосходства, но почему о ней забывают, подводя итоги военных операций за 25 лет? Сомали, Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия, а теперь еще бомбардировки ИГИЛ – а где результаты? Что, эти войны привели к миру? Или, может, «демократические» бомбы, сбрасываемые на головы афганских талибов и малийских исламистов, приносят меньше разрушений и страданий, чем российские бомбы, сброшенные на строптивых чеченцев?
Действительно ли наше представление об окружающем мире настолько объективно, как нам хочется верить? Действительно ли наши действия являются плодом высоких моральных устремлений, а не продиктованы материальными интересами, которые нам неловко демонстрировать? Моральные принципы, на которых зиждется наша внешняя политика, для всех ли они одинаково непоколебимы? Почему в 2014-м границы Украины должны непременно оставаться неизменными, тогда как границы Сербии в 2007-м – нет? Или Чехословакии в 1993-м?
Почему считается, что Россия, проведя референдум в Крыму, попрала международное право, а Европа, санкционировав отделение Косово, – нет? Но ведь в те годы все было совсем иначе, скажете вы. Разве? А можно полюбопытствовать, в чем именно иначе? Когда Россия решила вернуть себе Крым, Евросоюз поднял крик; а когда в 1991-м речь шла о расчленении Югославии – не проронил ни слова. Получается, что русскоязычное население Донбасса и Крыма весит меньше на весах прав человека, чем народы бывшей Югославии? Или возьмите абхазов и южных осетин: у них что ли было меньше права на жизнь, чем у косоваров, когда их вырезали грузины во время погромов 1989 и 1992 годов? [98]
98
См. рассказ об этих событиях в книге «Конец красного человека» Светланы Алексиевич, которая, между прочим, в целом стоит на антипутинских позициях.