Запад-Россия. Тысячелетняя Война
Шрифт:
Так вот, облачившись в каски и пуленепробиваемые жилеты, мы отправились в полуразрушенное после бомбежек здание газеты, ставшей символом сопротивления «варварам», оплотом журналистской независимости и защитником идеи многоэтнического государства. Нам устроили встречу с журналистами и несколькими еще остававшимися в редакции сербами и хорватами, окруженными плотным кольцом боснийских офицеров-мусульман. Само собой разумеется, они как «Отче наш» отбарабанили все, что мы хотели от них услышать, так что все остались очень довольны. Никому даже в голову не пришло, что мы сыграли на руку службе пропаганды боснийского президента Изетбеговича, выпустившего в 1970 году книгу «Исламская
После этого фарса я решил первым же самолетом СООНО (FORPRONU) [4] улететь в Италию. «Ослободжение», самая крупная газета Сараево, которая доселе воплощала независимость и многоэтническую идею, превратилась в карикатуру, стала выражать интересы Боснии и вести пропаганду, которую в те времена еще не называли мусульманской. Мы же, журналисты, пытаясь защитить попранные свободы, стали пособниками одного лагеря против двух других. Из нас сделали боевое оружие, в то время как мы, напротив, должны были разоблачить обман и беспристрастно выслушать все стороны. Мы позабыли о том, что для торжества истины нужно, чтобы сначала прозвучали все правды; и что пресса должна остерегаться нравоучительных позиций и высказываний, потому что чаще всего они прикрывают интересы тех, кто не хочет быть назван.
4
СООНО (Силы Организации Объединенных Наций по охране) – миротворческая миссия Организации Объединенных Наций на территории стран бывшей Югославии, действовавшая в 1992–1995 годах.
Это был мой третий урок.
Четвертый урок был более личным. В 1994 году, в самый разгар кризиса, последовавшего за развалом Советского Союза, так получилось, что мы удочерили маленькую русскую девочку. Она была родом из Суздаля, звали ее Оксана, а нашли мы ее во владимирском детском доме, в 180 километрах от Москвы. Ей было три года с небольшим. Ехали мы за ней хмурым декабрьским днем, бушевала метель. Это было самое волнующее событие в моей жизни. В результате, по закону, принятому при Ельцине, я получил российское гражданство. Это совершенно изменило мое отношение к России. Если раньше мной руководило любопытство, что же будет в этой стране в посткоммунистическую эпоху, то теперь я почувствовал мою причастность ко всему, что здесь происходит. Я пришел к заключению, что для того, чтобы беспристрастно судить об этой стране – как и о любой другой, – надо перестать ее ненавидеть и начать хоть немножечко ей сопереживать.
Таков был четвертый урок.
Оказавшись в этом новом привилегированном положении, я начал более критично относиться к репортажам моих коллег о событиях в Югославии и в России. Я был как громом поражен, когда обнаружил, сколько предрассудков, сколько банальностей и предвзятых суждений формируют мнение основной массы западных СМИ. Чем больше я ездил по миру, чем больше разговаривал с людьми и читал, тем более глубокой виделась мне пропасть непонимания, разделявшая Западную Европу и Россию.
Солженицын, человек, который слишком любил Россию
В 90-е годы я был изумлен тем, как Запад повел себя по отношению к Солженицыну. Несколько десятков лет подряд мы публиковали его, прославляли, курили ему фимиам как предводителю диссидентского движения. Пока он критиковал коммунистическую Россию, мы превозносили его до небес. Но когда он эмигрировал и вместо того, чтобы участвовать в антикоммунистических коллоквиумах, предпочел уединиться в Вермонте и работать, западные СМИ и университеты от него отшатнулись.
Их кумир перестал соответствовать образу, который они себе сотворили. Он стал мешать их академическим и журналистским карьерам. Когда же Солженицын вернулся в Россию и там встал на защиту униженной и растерянной Родины, пущенной с молотка, и к тому же поднял голос против «западников» и либеральных плюралистов, отступившихся от России ради того, чтобы таскать куски пожирнее из капиталистической кормушки, на него спустили всех собак. Он превратился для Запада в выжившего из ума старика – хотя он-то как раз нисколько не изменился и с тем же рвением стал критиковать пороки рыночного тоталитаризма, с которым прежде критиковал пороки тоталитаризма коммунистического.
Его поносили, презирали, обливали грязью – и зачастую это делали именно те, кто приветствовал его первые выступления. Он же, всем ветрам назло, против самых сильных мира сего, пытавшихся преградить ему путь, защищал всегда одну и ту же идею: он горой стоял за Россию. Ему не простили, что он обратил свое перо против Запада, оказавшего ему гостеприимство и полагавшего, что писатель теперь обязан ему по гроб жизни – хотя Солженицын всегда делал одно и то же: исполнял свой долг. Диссидент единожды – диссидент навеки, таков его девиз. Про это следует помнить.
Вскоре произошли другие события, заставившие меня насторожиться. Случилось это в 1993-м, в начале ельцинского правления, когда вся западная пресса аплодировала, наблюдая, как танки стреляют по российскому парламенту. А потом – когда крупнейшие российские физики вынуждены были закрыть свои лаборатории и пойти торговать гамбургерами в «Макдоналдс», потому что им нечем было платить за квартиру. И еще когда западные «эксперты» встали на защиту исламских террористов, ополчившихся на русских в Чечне и убивавших заложников. При этом, когда те же террористы взорвали башни-близнецы в Нью-Йорке и перекрыли Западу восточную нефть, «эксперты» возмутились до глубины души. Более того, наши массмедиа носили на руках постсоветских олигархов, присвоивших природные богатства своих стран, чтобы затем продать их на Запад «во имя демократии и свободы торговли» – а на самом деле для того, чтобы на вырученные деньги прикупить себе английский футбольный клуб или поучаствовать в президентской гонке (приблизительно так же дела обстояли и на Украине, как, например, в случае с премьерским креслом Юлии Тимошенко).
И России, и Западу не на пользу такие огульные суждения и то, в каком карикатурном, оскопленном виде доходит до них информация друг о друге. Например, когда в 2014-м на Майдане вспыхнул мятеж, переросший в государственный переворот, а затем и в гражданскую войну, западные СМИ отреагировали на это новой истерикой, адресованной России. Тогда я понял, что не могу молчать, не могу оставить без ответа отвратительные речи обвинителей, мотивирующих свои нападки необходимостью реакции на «пропаганду» российских СМИ.
В надежде если не сломать, то хотя бы сделать менее неприступной стену предрассудков, я взялся за этот труд и погрузился в сложные, запутанные, но чрезвычайно увлекательные глубины истории, чтобы проследить, когда зародились и сформировались искаженные представления Запада о России. Начал я с эпохи, когда Карл Великий разорвал отношения с Византией.
Русофобия, прочно укоренившаяся в западных правительствах и редакциях западных газет и разросшаяся сегодня до истерики и безумства, не является чем-то вечным и незыблемым. Именно это я постараюсь показать в данной книге, единственная цель которой – убедить читателей, что не обязательно ненавидеть Россию, чтобы вести с ней диалог.