Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг
Шрифт:
Сев вечером на поезд Хабаровск — Владивосток, ранним утром мы должны были приехать на станцию Мучная, она же — село Черниговка. Наша группа ехала в общем вагоне, мимо проносились освещенные платформы каких-то полупустых станций, встречные составы, темные силуэты холмов (сопок, как их здесь называли), речушек. Вагон раскачивало, мне не спалось.
О чем я думал? Конечно, о новом месте службы, о пресловутой «дедовщине», о доме, о родителях и много ещё о чём. Так, в раздумьях, прошла вся ночь. Под утро меня сморило, но разбудила проводница.
Мы вышли, поёживаясь в утреннем тумане. Нас провожал казах Хасанов (из моего бывшего 34-го взвода).
Вскоре мы прибыли в часть № 19 745, дислоцировавшуюся в селе Черниговка Приморского края. Это был районный центр, довольно большой населенный пункт, основанный переселенцами из Украины (откуда я прибыл) из-под города Чернигова.
Приехали мы на новое место службы 12 июня 1988 года. Пройдёт немного времени, и некогда великая держава СССР рассыплется, как карточный домик, а этот день станет Днём независимости России. Кто мог об этом тогда знать! Как все в этом мире непрочно, нестабильно.
Узнав у редких прохожих, где находится часть, мы подошли к КПП. Небольшой белый забор тянулся вдоль дороги. За ним располагался достаточно большой гарнизон, насчитывавший семь частей. Здесь размещались полк штурмовой авиации (где мне предстояло служить), рота охраны и батальон связи данного полка, вертолетный полк, рота охраны, рота связи этого полка и часть беспилотных самолетов-разведчиков. Полк штурмовой авиации называли «новым» полком (он образовался в 1985 году), а вертолетный полк — «старым».
Подойдя к КПП, я постучал в окно. Через некоторое время показалось заспанное лицо дневального. Открыв дверь, зевая, он недовольно посмотрел на нас и спросил:
— Вы кто такие?
Я молча протянул ему наше предписание. Пошевелив губами и поморщив лоб, он прочитал вслух — воинская часть 19 745.
— А это где? — удивленно смотрел он на меня.
— Ты же здесь служишь, ты и должен знать.
Подумав немного, он пошел в соседнюю комнату, откуда раздавался чей-то храп.
— Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик, — тормошил он чьё-то горообразное тело. — А где находится войсковая часть 19 745?
— Долбо…б, это же «новый полк», — пробурчал товарищ прапорщик и мгновенно отключился, досматривая сон.
Объяснив нам, как добраться до казармы, дневальный быстро закрыл дверь КПП и продолжил «давить массу», то бишь спать.
Прежде чем попасть в казарму, нужно было пройти жилищный массив, где жили офицеры и прапорщики со своими семьями. Это несколько пятиэтажных «хрущёвок», дом офицеров и гарнизонный магазин.
Мы шли молча по асфальтированной дороге вдоль пятиэтажек-«хрущёвок». Туман рассеивался, вовсю стрекотали сороки, приветствуя нас. «С новым местом службы, ребята! — наверное говорили они. — Ну и хлебнёте вы здесь горя!»
Вскоре мы подошли к месту своей дислокации. Наша казарма имела мрачный вид. Массивное трехэтажное здание, построенное в 1936 году (об этом свидетельствовали цифры «1936» и красная звезда), украшала статуя И. В. Сталина перед входом. Однако вскоре ее убрали — шел 1988 год, третий год «перестройки». Старые стены казармы многое видели на своем веку. Если бы они умели говорить, они поведали бы не одну печальную историю.
Перед входом в казарму стоял какой-то азиат. Началось бурное братание с Рахимовым и Каримовым. Каримов хоть и был азербайджанцем, но прекрасно понимал, о чём говорят, и его понимали. Азербайджанцы, узбеки, киргизы, казахи, туркмены, таджики были тюрками, прекрасно понимали друг друга, язык у них схож, да к тому же они мусульмане.
Это у нас в России безбожная богоборческая политика приносила свои ужасные плоды. Православие практически растоптали (все мои знакомые и их родители были атеистами), уничтожили. Партийная пропаганда пыталась сделать из нас Иванов, не помнящих своего родства. Коммунистические деятели вообще хотели заменить термин «русский народ» на «советский», а «настоящую» историю страны отмерять с 1917 года.
А многие тюрки в СССР (и не только они) оставались мусульманами, сохраняя свою веру. Многие из них не причисляли себя к серой массе, называемой «советский народ». Еще в учебке один дагестанец рассказывал, как отец заставлял его пять раз в день на коврике молиться Аллаху. А я же был в то время некрещеный и ни разу, к большому сожалению, порога церкви не перешагивал. Ведь религия — это жизненный стержень, который указывает путь и спасает человека в трудную минуту.
В боевом полку несколько таджиков, разоткровенничавшись, без обиняков заявили, что поднимутся по первому зову против неверных, «встанут под зеленное знамя ислама». И это после семидесяти лет советской власти! Какой здесь «новый советский человек», какой интернационализм, о чём нам с детства твердила наша пропаганда? Не удивительно, что так быстро рухнул Советский Союз.
Конечно, мои наблюдения носили частный характер. Кто-то может опровергнуть меня и привести массу доводов и примеров. Но я не провожу научное исследование, это лишь передача моих субъективных ощущений, воспоминаний, размышлений. Однако не всё было ладно в нашем «королевстве».
Почему те же узбеки, азербайджанцы, грузины и т. д. поддерживают друг друга, стараются помочь чем-то? Русские же живут сами по себе. Пока нерусские унижают одного русского, остальные безразлично взирают из-за угла. Лишь бы меня не тронули, моя хата с краю. Но проходит время, и этого болвана всё же где-то месят толпой. Почему так? Однозначного ответа у меня до сих пор нет. Некоторые говорят — русских много, поэтому они и не дружны. Ерунда. В часть, куда я прибыл, славян было где-то процентов 35 %, и особой дружбы среди них не было. Разбитые по группкам, они жили своей жизнью, часто враждуя друг с другом. Азербайджанцев же в гарнизоне было огромное количество. Они роились вместе, чувствуя свое численное превосходство, и наглели. Большинству офицеров на национальные проблемы в гарнизоне было глубоко наплевать, а некоторые просто не хотели связываться с кавказцами. Куда проще материться на хлипких русских солдатиков, тут они были «героями». По крайней мере, за полтора года службы здесь я не заметил попыток как-то решать эти проблемы. Индивидуализм и высокое самомнение — наверное, основная причина в разобщенности многих русских, украинцев, белорусов (славян).
…Наконец мы поднялись на третий этаж, где располагалось подразделение. Открыв старую, тяжелую, обитую железом дверь, мы оказались в полумраке. Приглядевшись, я заметил в углу сгорбившуюся фигуру солдата, мывшего пол. Как выяснилось позднее, это был рядовой Акопян, будучи дневальным, он убирал территорию. Фигура его была комичной: небольшого роста, пухленький, с холеным ручками и большим носом, он очень любил поговорить, этот парень из Еревана. Чем-то он напомнил мне Козликовского. И так же, как и его украинский «близнец», Акопян очень хотел стать комсоргом роты, правда, этого ему не удалось.