Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг
Шрифт:
На прощанье он выкрикнул любимый слоган — «Сгниёшь в дисбате!» — и умчался на своем драндулете, дымя и треща на всю округу.
Хамством отличались именно техники. Летчики в большинстве своем себе такого не позволяли, они намного были умнее, культурней и вели себя менее заносчиво. Хотя летчики, безусловно, являлись элитой не только ВВС, но и всей армии. Им полагались спецпайки, лучшая амуниция, большая зарплата и т. д. Ведь от их мастерства зависел успех любой операции, они управляли машинами, которые стоили кучу денег, да и рисковали они своей жизнью не сравнимо с механиками…
Задачи
Служили в нашей роте два эстонца — Матти Таска и Йоко Хукканен. Таска прибыл вместе со мной, а чуть позже подъехал и Хукканен. С Матти мы первоначально сдружились, но после прибытия его земляка он начал от меня отдаляться, и вскоре они общались только вдвоем.
В первое время мы с Таской довольно много разговаривали, он ничего не знал о Барнауле, и ему любопытно было узнать что-то новое про неизвестную для него Сибирь. Как-то, разоткровенничавшись, он кратко пересказал мне содержание письма, пришедшего от его отца. В нем старый эстонец умолял своего сына не жениться на «русской Маруське», для сохранения чистоты эстонского народа. Вот такая «дружба» народов. Таска очень заботился о своем здоровье, часто говорил мне:
— Щеня, нужно кушать масло, яйко, иначе мы умирай.
Действительно, ситуация с питанием была критическая. Кусок хлеба часто приходилось добывать с боем, я сильно похудел, остались кожа да кости. Осталась фотография того периода — показываю иногда знакомым, те меня не узнают. Так сильно похудел.
Усугубляло положение то, что в гарнизоне не было солдатской чайной, почему-то она была всё время закрыта. Так что, даже имея деньги, нельзя было их потратить. Ближайший гарнизонный магазин находился рядом с домами офицеров, куда вход солдат срочной службы был строго запрещен. Патруль безжалостно ловил просочившихся туда бойцов. Наказание было суровым — гауптвахта. Но голод гнал нас в этот магазинчик. Возвращаясь с добычей после опасного рейда, мы прятались где-нибудь в высокой траве. Обычно кушали хлеб, повидло, реже пряники, иногда пили болгарский сок.
— Белий пулка хлэпа, красивый панка павидла, сае…сь, — говорил Таска, с удивительной быстротой поглощая пищу. После таких обедов какое-то блаженство окутывало меня. Оказывается, как немного нужно человеку для счастья!
Но вскоре наша дружба с Матти закончилась. Этим летом (как, впрочем, и следующим) гарнизон накрыла эпидемия дизентерии. Полная антисанитария, грязь, мухи, тараканы, воровство в столовой и отсутствие должного контроля за приготовлением пищи со стороны командования делали свое дело. Я также переболел этой болезнью. При всех симптомах болезни (температура, частый жидкий стул, обезвоживающий организм) меня не сразу отпустили в санчасть.
Утром «добрый» дежурный по полку на просьбу отправить меня в санчасть, так как я заболел дизентерией, ответил жестко:
— Я тоже болею. Иди, служи, боец.
Дизентерией болели в то время многие, в том числе и Матти. Так вот, Таску скрутила нужда, и он «навалил» ночью прямо в ленинской комнате. Утром, когда начались разборки, он долго отпирался, затем подбежал ко мне и прошептал:
— Щеня, скащи, что это ты накакаль, а то мэня убивать, я дам тэбэ за это одын рупаль.
Я оторопел от такой наглости. Я послал его подальше, к его любимым родственникам в его Эстонию.
После этого случая я перестал с ним общаться, он еще сильнее замкнулся и был похож на затравленного рыжего зверька. Одного из котов, бежавших из казармы, называли Таской. Он тоже был рыжий, худой, облезший.
Положение эстонцев в казарме ухудшалось с каждым днем. Вскоре его и другого эстонца Йоко Хукканена обнаружили голых в одном из помещений штаба, где они были дневальными по штабу. Матти ласкал своего товарища, блаженно закатив глаза.
Меня это сильно шокировало. Проживая в сибирском «углу», сроду не видел «голубых». Зато «продвинутые» прибалты были явно не новичками в этом деле.
Опасаясь расправы, «голубков» поселили в штабе. Эстонцы стали «героями» всего гарнизона. Увидя их, многие кричали, махали руками, делали оскорбительные жесты. Пойдя в солдатскую чайную, они ели ноги унесли от разгоряченных кавказских парней.
Заступив в наряд по штабу, я спросил Таску:
— Зачем вы этим занимались? Ведь это противоестественно. Что, вам женщин не хватает?
— Я делаль массажь моему семляку, — и он скрылся в одной из дверей штаба. Больше я их не видел. Трудно сказать, что там произошло, но что они делали голые вдвоем в закрытом помещении во время наряда?
Через пять дней (всё это время они почти не выходили из штаба, за их безопасность никто не мог поручиться) этих «голубков» отправили в другую часть.
Неуставные отношения процветали, они были здесь так же естественны, как воздух или солнце. Конфликты возникали постоянно, часто на пустом месте.
В один из летних дней я был в очередном наряде — дневальным по роте. В спальном помещении сделал замечание одному солдату по поводу порядка, в ответ услышал дерзость. Это был Александр Тихонов (город Балаково Саратовской области), солдат младшего призыва. Мы вышли «поговорить» в соседнее пустующее спальное помещение. Вместе с нами зашел и Аймаров — будучи дежурным по роте, он жаждал понаблюдать это зрелище.
Это было больше похоже на борьбу, чем на драку. Я сделал пару бросков, Тихон тоже продемонстрировал борцовские приемы. Время шло. Мы молча боролись, пыхтя, как паровозы. Я начал уставать. Аймаров громко покрикивал нам: