Западня на сцене

Шерфлинг Герхард

Ассистент режиссера взмахнул руками, хотел было сказать что-то, но передумал. Его жена медленно повернулась к нему и посмотрела так, будто не верила своим глазам:

— Ты что, выслеживал меня?

Ответа не последовало, да фрау Вестхаузен на него и не рассчитывала.

Маркус кивнул супругам, прошел к двери.

— Не провожайте меня. Спокойной ночи!

Супруги его то ли не услышали, то ли были слишком заняты своими мыслями. Молчание в комнате сделалось неприятным, чреватым серьезным скандалом.

На

улице Маркус остановился, чтобы надеть перчатки и поднять воротник. Ему вдруг почудилось, будто за ним наблюдают, но нигде поблизости в окнах первого этажа не дернулась ни одна гардина.

Вообще-то он имел все основания воспользоваться имевшимся у него ордером на арест. Он не сомневался, что они оба, и муж и жена, что-то от него скрывают, что-то утаивают. Но супруги ни в сговор не вступят, ни из города не скроются — тому гарантией отношения между ними. И вообще, в сочельник…

Метель улеглась, зато похолодало. Почти из каждого дома, мимо которого проходил Маркус, звучала негромкая рождественская музыка. Маркус вдруг ощутил, что он страшно проголодался: полцарства за сардельки с картофельным салатом!

Зачем ребенку зря мучиться! У девочки уже глаза закрываются, так ей спать хочется. Клаудиа положила в кукольную кроватку небольшую куклу, которую держала в руках, и, тяжело вздохнув, поднялась с пола. Ей было не по себе от мысли, что она вот-вот останется наедине с роскошной новогодней елкой. Наедине со своими мрачными мыслями, наедине с новогодними подарками, которые Эберхард успел принести домой.

— Видишь, Гитти, твоя кукла уже спит, — сказала она. — И тебе пора в постель. Поздно…

— Подожду папулю, — белокурая девочка скорчила забавную гримасу. — Покажу ему мой новенький кукольный домик.

— Папа уехал… в командировку… надолго, — сказала Клаудиа, взяла дочурку на руки и крепко прижала к себе. — Я ведь тебе говорила… А когда он вернется, покажешь ему все свои игрушки.

— Мне больно, мамочка!

— Извини, золотце, — Клаудиа отвернулась.

Как часто в последние годы ей приходилось оставаться одной или с ребенком, но все было иначе, не так…

— Зато сегодня в ванночке купаться не будем, помоемся, как кошечки, только глазки и лапки.

— Вот здорово! — просияла малышка. — И зубы не станем чистить?

— Нет, милостивая госпожа, тут вам не отвертеться!

Невинная, беззаботная болтовня ребенка действовала на Клаудиу угнетающе. С каким облегчением она вздохнула, когда Биргит с новой куклой в руках залезла под одеяло в своей комнате!..

— А теперь расскажи мне сказку.

— Ну, ладно, — покорно кивнула Клаудиа. — И потом сразу спать!

Она хотела было по привычке устроиться на краешек постели дочери, но не успела. В дверь квартиры позвонили.

Биргит точно ураганным ветром вынесло из кроватки, она босиком пробежала мимо матери и, хлопая в ладоши, ликовала:

— Это

папочка! Он все-таки пришел и подарочек мне принес!

Клаудиа испуганно последовала за ней в коридор. Кто это в столь позднее время? Кто-нибудь из театра? Соседи?

Она взяла девочку на руки.

— А ну-ка уймись!

Дрожащей рукой открыла дверь.

— Ты…

— Извини за столь поздний визит, — сказал Маркус, снимая кепку и отряхивая ею снег с пальто. — Можно войти?

Она удрученно кивнула и открыла дверь пошире, пропуская его.

— А это совсем и не папа, — заверещала Биргит, и глазки ее наполнились слезами.

Маркус бросил быстрый взгляд на Клаудиу и потом обратился к девочке:

— Разве ты не хочешь дать мне ручку?

Та молча кивнула.

— И как же тебя зовут?

— Биргит — это все знают!

— А меня — Кристиан, — Маркус достал из кармана плитку шоколада. — Это тебе Дед Мороз передал. Ты как вообще — не против шоколада?

Биргит энергично замотала головой.

— Тогда я рад. А то пришлось бы всю плитку съесть маме.

— Пусть! У меня знаешь как мно-о-го!

Биргит развела руками, показывая, сколько.

— И еще у меня новый кукольный домик. Хочешь посмотреть?

— С удовольствием.

Клаудиа невольно улыбнулась, хотя у нее на сердце кошки скребли. Ее удивило, как легко Кристиан нашел подход к ребенку. «Вот уж никогда бы не подумала!»

Биргит не отпускала мать, пока та не рассказала ей обещанную сказку. Клаудии пришлось согласиться. Маркус стоял в ногах кровати и тоже слушал, не спуская глаз с них. И при этом улыбался. Странное дело, эта сдержанная улыбка тревожила ее, не давала сосредоточиться.

Наконец девочка уснула. В коридоре Клаудиа остановилась у вешалки.

— Иди в гостиную, вон туда, я сейчас.

Он вопросительно взглянул на Клаудиу, кивнул.

— Можно позвонить?

— Конечно. Телефон на секретере.

Маркус оставил дверь в кабинет открытой, и Клаудиа слышала в ванной комнате, как он набрал номер и попросил профессора Бервальда.

Как ужасно она выглядит! Бледная, заплаканная. Быстро наложила перед зеркалом немного макияжа, прошлась гребнем по волосам. Все еще недовольная своим внешним видом, подкрасила веки, провела карандашом острые штрихи у глаз и снова критически оглядела себя в зеркале.

Большего при всем желании не добьешься…

Когда она вошла в кабинет, Маркус как раз нажал на рычажок, но трубку не положил. Под его вопросительным взглядом она покраснела — не заметить веселых искорок в глазах Маркуса она не могла. Клаудиа готова была отхлестать себя по щекам за свое женское тщеславие.

— Извини, но часть разговора я слышала. Что с Вечореком? Я думала, рана не из числа опасных.

— Я тебе попозже все объясню, — он указал на телефон. — Можно, я позвоню еще раз?