Западня. Шельф
Шрифт:
Видимо, вместе с одеждой к Нине вернулось и самообладание. Она запахнула рубашку. Бросила взгляд на соседнюю кабинку, сглотнула.
— Я пришла помыться, — медленно заговорила она. — Просто зашла в кабинку, не глядя... Боже, — она снова сглотнула, — наверное, он уже был здесь, уже лежал мертвый... Может быть, убийца еще был... — из ее горла вырвалось сухое рыдание.
— Успокойся.
— Хорошо... В общем, я разделась, только успела включить воду, и тут услышала шум, — сначала, будто кто-то уронил железное на кафель, потом —
— Я решила проверить, — Нина невесело хохотнула. — Мало ли... Завернулась в полотенце и вышла. Тут же порезала обо что-то ногу, нагнулась посмотреть. А потом... потом...
— Все хорошо, — пробормотал Лешка, неловко похлопывая ее по плечу. — Все нормально.
Она посмотрела на него с недоумением, как на говорящего зверька, и отвернулась.
— Потом я увидела это и, наверное, закричала, — закончила она.
— Ну, у нас хотя бы есть нож, может быть, с отпечатками пальцев, — сказал Тофик. — Хоть что-то...
Глаза Нины округлились.
— Но на нем мои отпечатки пальцев, — испуганно пошептала она.
— Не дури, мы все видели, что ты его уже потом трогала, — успокоил ее Тофик. — Знакомый какой-то нож, где-то я его видел, — пробормотал он, разглядывая обернутое платком орудие убийства: хищно изогнутое лезвие, самодельная наборная рукоятка... Аля заглянула через плечо, ахнула:
— Да я им час назад хлеб резала! Лоток, лоток у раковины, там полно ножей, и этот оттуда же...
— Умно, — пробормотал кто-то, — любой мог взять.
Внезапно Колян издал какой-то невнятный звук, и все обернулись к нему. Бандит стал белый, как разваренный пельмень, и его толстый дрожащий палец указывал на тело водителя.
— Что? Что?..
Тихо застонала, оседая, Аля. «Что? Что?» — взвизгивал Колян; его голос становился все тоньше и уже походил на детский визг. Тихо и витиевато выругался посеревший Тофик. Дмитрий застонал и с грохотом выбил дверь в туалетную кабинку, рухнул на колени перед унитазом. Его сотрясала рвота.
Вова вставал. Он уже сумел подняться на четвереньки, нелепо выставив голый зад, и его кишки болтались, наполовину вывалившись на кафель. Он мерно мотал головой, кашляя и мыча, и концы шарфика елозили по полу, размазывая по плиткам кровь и слизь.
Колян тихо заскулил, как собачонка с подбитой лапой. Его руки шарили по поясу, по груди, будто что-то искали и никак не могли найти. Нина бросилась к водителю, упала рядом на колени, пытаясь поддержать.
— Ляг, — бормотала она, — ложись, сейчас мы тебе поможем, лежи, не вставай... Бегите ищите бинты в аптечке! — взвизгнула она, оборачиваясь. — Да не стойте же столбом!
Вова закашлялся. Его мутные глаза остановились на Нине.
— Нет, — проговорил он, с трудом проталкивая воздух сквозь искалеченное горло, — нет, прекрати, отпусти, больно, отпусти, сукааа...
Нина отшатнулась. Кожа на ее щеках казалось сухой и сморщенной, глаза запали, будто она разом превратилась в старуху. Вова приподнялся, схватился за живот, словно пытался затолкать свои внутренности обратно. «Сука», — пробормотал он.
— Что? Что? — вскрикивал Колян. Его лицо полностью утратило выражение и походило на кусок непропеченного теста. — Что?
— Да принесите же бинты! — страшно заорала Нина, и Колян вдруг тоненько хихикнул.
— Бинты, — выговорил он, заливаясь смехом идиота. — Мертвецу — бинты! Ну, ты, тетка, придумала!
Так же внезапно улыбка исчезла с его лица, будто ее стерли мокрой тряпкой. «Мертвецу бинты», — пробормотал он. Его физиономия исказилась, и он с ревом бросился на Барина.
— Ты куда меня приволок? — орал он, шаря по его мощным бокам. — Куда? Зачем? Да я братве свистну, от тебя мокрого места не останется, весь город по камушку разметают! Ты зачем это, а? ты что задумал? Дай пушку! Дай сюда пушку, козел, я его...
Барин вяло отпихивался, не в силах оторвать взгляд от мертвого, безнадежно мертвого, но при этом говорящего и шевелящегося водителя. По багровому лицу Барина крупными каплями катился пот, серые губы тряслись.
— Ладно же, — тонким голосом выкрикнул Колян и выбежал прочь, отпихнув с дороги Алю. Та будто не заметила — лишь слегка качнулась, оперлась о чье-то плечо, чтобы не упасть.
— Перестаньте, сделайте что-нибудь, пожалуйста, — простонала она, — он же мучается, сделайте что-нибудь...
Потерявшие голову люди качнулись — то ли броситься на помощь, то ли бежать прочь, поддавшись ослепляющей панике. Тимур снова прижался к стене, чтобы его не снесли, и увидел Лизу. В ярких цветных глазах девочки не было ни страха, ни отвращения, ни сочувствия — только хмурая сосредоточенность. Вот она сжала ладошку сильнее. Мертвец поднялся и деревянно шагнул вперед, ища девочку взглядом. Лиза подалась вперед, на лице мелькнула надежда...
Она почувствовала, как жесткие пальцы сжали ладонь, заставляя выпустить кулон. Вздрогнув, она подняла голову. Рядом стоял Тимур; он не смотрел на нее, но все еще сжимал тонкую руку, не давая снова схватиться за воробушка.
— Прекрати, — проговорил Тимур, почти не разжимая губ. — Немедленно.
Он сильнее сжал хрупкие пальчики — пусть он причинит девочке боль, но этот кошмар надо остановить. Лиза беззвучно, со всхлипом вздохнула — и ладонь разжалась. Лицо мертвеца потеряло осмысленность, застыло — будто захлопнули ставень на окне, отрезая поток света. Он бревном рухнул на пол — кто-то из женщин взвизгнул, и все затихли.
— Это глюк, — пробормотал Лешка. — Групповая галлюцинация. Мы все тут сходим с ума взаперти, нам чудится... Это буран. Это все буран, — он жалобно оглядел остальных. — Нам всем в дурдом пора.