Западня. Шельф
Шрифт:
Получасом раньше Александр, напрягаясь и извиваясь всем телом, все-таки сумел взобраться на ту же тумбочку и встать во весь рост. Ему повезло, что он успел избавиться от розеток до того, как враги решились действовать, — теперь никто не мог наблюдать за ним или влиять извне. Еще большим везением было то, что неумные клевреты Барина не догадались зафиксировать его на кровати, успокоившись на том, что запеленали в одеяло, как в кокон. И небрежно обвязали веревкой. Во время попыток подобраться к окну он несколько раз упал и сильно ударился, все тело гудело, но боль заглушало сдержанное удовлетворение: первая часть плана была выполнена.
Прежде недоступное окно теперь было на уровне его груди. Мелко переступая связанными ногами, он повернулся к нему боком и всем телом бросился на стекло, пытаясь максимально выставить локоть. Сустав, казалось, раскололся от боли; несколько секунд Александр не мог вздохнуть. Но стекло треснуло — он слышал хруст. Второй удар добил его. Приседая и приподнимаясь, Александр перетер веревку об один из осколков. Это заняло больше времени, чем он рассчитывал; он взмок, мышцы мелко дрожали от усталости, но лопнувшая, наконец, веревка придала сил.
Выбравшись из пут, он соскочил с тумбочки. Сборы были недолгими: два одеяла, свечи, еще вчера обнаруженные в ящике, прокопченная брезентовая куртка слоновьих размеров, найденная в шкафу. Он методично повыкидывал все в окно. Торопиться было некуда: он точно знал, что перехитрил всех. Они пытались использовать против него супероружие, убивающее на расстоянии, но не сумели его толком настроить и после нескольких промахов, из-за которых погибли невинные люди, решили действовать по-другому. Они не знали, что он научился противостоять облучению, и в этом была их фатальная ошибка.
Александр оглядел комнату, проверяя, не забыл ли чего-нибудь. Пора было уходить. Конечно, немного жаль геологов, которых эта шайка гипнозом перетащила на свою сторону, но — на войне как на войне. Он снова вскарабкался на тумбочку и принялся протискивать в окно.
— Так выходит он сам? — неестественно тонким голосом спросила Нина. — Сам? Сам выпустил себе кишки?
Лицо у Нины было белое и неподвижное. Она выглядела как человек, который открыл подвал, чтобы набрать картошки, — а перед ним распахнулась бездна, полная клубящейся тьмы, в которой копошатся монстры. Тимур вдруг понял, что он впервые видит Нину по-настоящему испуганной — даже когда эта женщина, голая и мокрая, заходилась визгом посреди туалета, она сохраняла какие-то остатки самообладания — а сейчас контроль над собой полностью покинул ее. Казалось, Нина вот-вот сойдет с ума от ужаса.
— Да погоди ты, — рявкнул Лешка. — Прекрати паниковать, слышишь? Мы не знаем, насколько сильно он порезался, может, только кожу поцарапал.
— Майка...
— Ну да, шмотье изорвал. Нина, если бы ему выпустило кишки, он бы сейчас валялся под окном. Угомонись. Психи — народ живучий.
Краска медленно возвращалась на лицо Нины, но потрясение все еще было слишком велико. В углах рта залегли глубокие складки.
— И где он теперь? — пробормотала Аля.
— Черт его знает, лично я искать его точно не пойду, — ответил Тофик. — Входную дверь я закрыл на засов.
— Давно было пора, — вставил Лешка.
— И, девочки... Если вы надумаете пойти в сортир — идите все вместе. Минимум втроем. Лиза? Ты поняла? Молодец. Анна?
Он сердито взглянул на стюардессу. Обнаружив побег психиатра, Тофик, чувствуя себя овчаркой, согнал всех на кухню. С Дмитрием пришлось повозиться — он никак не хотел понимать, что произошло; со всем, что говорил Тофик, соглашался, но встал, только когда геолог начал орать. Анну тоже едва удалось поднять — она смотрела на него пустыми, непонимающими глазами и жалобно постанывала, когда стаскивал с нее вонючий тулуп и промокшее от пота одеяло. Девушка явно была больна, и серьезно; ему было жаль вытаскивать ее из кровати, но оставить ее лежать одну в комнате он тоже не мог — как минимум до тех пор, пока здание не обыщут заново. Сбежавший через окно псих мог запросто вернуться через дверь.
Последним Тофик, ругаясь и уговаривая, приволок на кухню Шмеля, — казалось неправильным оставлять несчастного пса и дальше тосковать над тапочками погибшего хозяина, да и... Черт знает этого маньяка — если он с такой легкостью убивает людей, то может не пощадить и собаку. Сердобольная Аля тут же открыла для пса банку тушенки, но тот даже не понюхал ее — улегся в углу и положил голову на лапы.
— В общем так, мужики, — сказал Тофик. — Мы с Барином идем осматривать все помещения подряд, начиная с сортира. Леха с Тимуром остаются у входной двери и просматривают коридор. Димка, ты... ты лучше останься с дамами и за дочкой присмотри.
— Пусть с ними лучше Барин останется, — вмешался Тимур, — он вооружен. — «Вот именно», — прочел он в глазах Тофика. — А я пойду с вами. Поверьте, вдвоем мы его скрутим и без оружия.
Тофик мгновение колебался; но, взглянув на занесенное снегом окно, неохотно кивнул.
***
От режущей боли в животе он едва не заорал — ощущение было такое, будто он оставил висеть на окне половину внутренностей. На миг представилось, как к разбитому стеклу подлетают чайки, срывают темные клочья и с довольным криком уносятся прочь. Изорванные слои одежды быстро пропитывались кровью. Собравшись с духом, Александр задрал майку — и увидел всего лишь глубокий порез. Повезло.
Сугроб, наметенный вдоль стены, прикрывал его от ветра. Нависающая широким карнизом вершина резко белела на фоне темно-серой мути, в которую превратился остальной мир. Выбираться было страшно — но погоня уже близко. Он быстро собрал вещи, нацепил на себя куртку. Добежал до угла здания — там снег лежал более полого, позволяя выкарабкаться наружу.
Стоило высунуться из укрытия — и ветер торжествующе взвыл, залепил очки, принялся месить тугими холодными кулаками. Врач сделал несколько шагов, по пояс проваливаясь в сугробы, а потом догадался лечь. Ползти было намного легче — он почти перестал проваливаться, и преодолевать сопротивление ветра было уже не надо — буран бессильно скользил по спине, не в силах подцепить свою жертву. Только бы не потерять направление. Он должен ползти прямо — всего пятьсот метров, и он укроется в лощине между сопками, поросшей густым пихтовым лесом.
Но это было не такой уж простой задачей. Кровь текла из порезов, унося последние капли тепла, и Александр двигался все медленней. Перед глазами плыло; снег казался красным, будто он смотрел на него сквозь окровавленное стекло. Александр подтянулся еще раз, сдвинувшись на десяток сантиметров вперед, и обессилено замер. Он понимал, что не должен отдыхать, что остановка означает верную смерть, но не мог заставить себя сдвинуться с места. Красная пелена перед глазами стала ярче; она будто стягивалась, концентрировалась в небольшое пятно...