Западня
Шрифт:
И ничего не понял бедный Гасан. Ни единого слова! Ни дворцов прекрасных, ни золота с бриллиантами, ни наложниц озорных, ни караванов не требовал его повелитель. А говорил все о каких-то обязательствах, а в чем их суть - было выше Гасанова понимания. Понял джинн лишь последнюю фразу.
– Мы все как один!
– твердо произнес владыка и покинул возвышение.
Прозрел тогда джинн и испугался. Дошло до него, что пока не исполнит он все желания всех присутствующих - не видать ему родного кувшина. Призвал он на помощь все свои силы сверхъестественные и умение незаурядное, чтобы хоть выяснить, чего же хотят эти люди. Проник в их мысли сокровенные, и ужаснулся, и взвыл пуще прежнего. Ибо одни жаждали одного, другие другого, третьи вообще ничего, а четвертые всего подряд и побольше. А были еще такие, которые сами не знали, чего хотят, но все же на что-то рассчитывали. Понял Абу аль-Рашид, как далек он от милого сердцу медного кувшина. Не знал джинн обратного заклинания, как и всех прочих, ибо всю жизнь полагался не на витиеватость словесную, а лишь на себя и свое искусство.
Вскрикнул Гасан голосом тонким и пронзительным, обхватил голову обеими руками и винтом закрутился по залу, будто волчок адский, черпая силы недостающие из областей астральных. Насытился энергией трансцендентной по самую макушку и понесся по кругу, словно лошадь скаковая, да так, что сам в круг обратился, пылающий огнем невидимым. И не смог уж он более свое неистовство сдерживать, а разогнавшись как следует, бросился вон из помещения на воздух свежий, на волю желанную. Наложилась тут мощь духовная на реальность объективную - и брызнули наружу стекла оконные мелким дождичком бриллиантовым.
Всполошился народ по обе стороны от окон разбитых, а Гасана и след простыл. Вихрем пронесся он над Землею, обогнув ее несколько раз кряду, посылая вниз то ливни грозовые, то ветра сильнейшие, то тайфуны с землетрясениями, то цунами, а то и просто погодные условия для сельского хозяйства неблагоприятные. Успокоился джинн лишь после того, как устроил катаклизмов количество изрядное, к коим питал страсть непреходящую. Потом уж назад вернулся, чтобы обмозговать задачу свою, ибо был заклинанием намертво повязан.
* * *
Перво-наперво злой джинн решил понапрасну не злиться, а спокойно во всем разобраться. Просочился он в кабинет своего владыки, Ступы Антона Никодимовича, встал за спиной и принялся руками гипнотические пассы делать.
Уснул Антон Никодимович, а Гасан возьми да и шепни на ухо:
– Скажи, чего хочешь? Изъяви сокровенное...
Зачмокал губами Антон Никодимович и изрек томным голосом:
– План бы выполнить...
– Какой план?
– вкрадчиво поинтересовался джинн.
– Месячный, - вздохнул повелитель и жалобно добавил: - Да и квартальный тоже...
– Может, мешает кто?!
– спросил эфемерный джинн, начав, на всякий случай, превращаться в сгусток агрессивной энергии.
– Не-е...
– капризно отмахнулся Ступа сонным жестом.
– Так почему ж сам не выполнишь?
– Ииии...
– Так сложно?
– Уууу...
Задумался джинн. Ни месячных, ни квартальных планов он никогда не выполнял. Делал что умел, и, кажется, неплохо получалось.
– А может, и не нужен тебе план, а?
– ласково спросил он.
– Ох, нужен, очень нужен...
– заволновался повелитель.
– Страсть как нужен!
– Да зачем же?
– Для начальства. Чтоб не ругалось.
"Ага!" - обрадовался джинн, узнав, что у его владыки тоже есть повелители. Стало быть, если им хорошо услужить, они и подобреют.
– А скажи, светлейший, - обратился Гасан к спящему чародею, - если б начальство не гневалось, желал бы ты свой план?
Ступа страдальчески сморщился, засопел, завозился в кресле, всхлипнул и жалобно заскулил.
Тогда джинн сделал еще несколько пассов руками.
Лицо Антона Никодимовича прояснилось, и он выдохнул:
– Да ну его к дьяволу...
И улыбнулся, задышав ровно и хорошо.
Отшатнулся Гасан от таких слов. Знавал он дьявола и даже в приятелях числился, но вспоминал о нем с содроганием.
Что ж это за план, которого и желаешь вожделенно, и спровадить готов хоть в преисподнюю?
И подумал джинн:
...что бывает гость
Хуже, чем незваный.
Гость, которого ты ждешь,
Но который - нежеланный.
Хотел еще поговорить Гасан со своим владыкой, но тот уж спал так, что хоть кулаком в ухо бей. Не стал джинн будить человека, который казался сейчас таким маленьким и беспомощным, а пошел прямо к начальству. А чтобы посмотреть, послушать да ума поднабраться, решил не сворачивать пространство, а тихой сапой проследовать коридорами.
Не очень многолюдно было в институтских проходах и тупичках, но кое-кто туда-сюда шастал, и посему информация в воздухе витала. С удивлением выяснил джинн, что далеко не все озабочены пресловутым планом. Вернее, у каждого он занимал какое-то место в мыслях, но каждый относился к этому месту по-разному. Постепенно картина прояснилась, и Гасан еще раз убедился в старой житейской мудрости - чем недоступнее мечта, тем сильнее бередит она воображение. Большие повелители больше других переживали за план. Меньшие - меньше и волнений испытывали. А нижайшие подданные, от которых зависело практическое исполнение, обладали прямо-таки железными нервами.
Двумя дорогами можно было попасть в заветный кувшин. Первый путь, петляя, шел сквозь сердца исполнителей, а второй вел к наиглавнейшему из здешних владык. В одном случае требовалось побудить многих что-то делать, а в другом - подбить одного от всего отказаться.
И выбрал джинн тропу, что казалась короче.
* * *
Директорский стол напоминал взлетно-посадочную полосу, а сам директор смахивал на руководителя полетов. Вот-вот ожидалось прибытие белоснежных лайнеров, и Семен Леонардович придирчиво осматривал аэродром со всеми службами и коммуникациями. Время от времени он хмурился, цеплял ногтями с ослепительной поверхности невидимую пылинку, и строго взглянув на нее, брезгливо стряхивал в урну. "Из-за таких вот мелочей, - читалось на его лице, - и происходят катастрофы с тяжелейшими последствиями". Самолеты задерживались, но, видать, Семен Леонардович был в курсе, так как признаков беспокойства не выказывал.
И вдруг появился первый летательный аппарат. Вынырнул из замочной скважины, покружил по комнате и приземлился на запасном аэродроме журнальном столике. Если бы этот аппарат был виден человеческому глазу, он бы не выдержал никакой критики со стороны авиаконструкторов. Согласно законам воздухоплавания, длиннобородый восточный старик летать не может. Он может пить чай, нюхать табак и неторопливо беседовать с собой или с другими аксакалами. Но Гасан Абу аль-Рашид был джинн и пользовался законами левитации. Усевшись на стол, он поджал ноги и воззрился на мудрейшего из светлейших, размышляя, с какой стороны к нему подступиться.