Западня
Шрифт:
– А Бритта не любила, – сказала она. – «Представь себе, стоишь себе мирно на лужайке и цветешь, а тут к тебе подходят и отрывают голову».
Обе не смогли не улыбнуться.
– Ну, разве что иногда из крема, на торте, – пошутила Софи.
Фредерика улыбнулась, но улыбка так же быстро исчезла с ее губ, как и появилась. На глаза снова навернулись слезы.
– Это все невероятно ужасно. У меня в голове не укладывается.
Она вытерла слезы и спросила:
– А ты его правда видела?
Софи вздрогнула.
– Да, – просто ответила она.
– О господи.
Из глаз Фредерики снова покатились слезы.
– Я так рада, что, по крайней мере, у тебя все нормально.
Она заплакала навзрыд, потом с трудом взяла себя в руки.
– Знаешь, чего мне больше всего не хватает?
– Чего?
– Позвонить Бритте и спросить у нее совета, – сказала Фридерика. – Нелепо, она ведь натри года моложе. Но из нас двоих старшей всегда была она. Без понятия, что я буду без нее делать.
– Понимаю, о чем ты, – сказала Софи. – Бритта всегда говорила вслух то, о чем другие только думали: «А ты чудесно прибарахлилась, сестренка. Только мне кажется, тебе надо чуть-чуть обратить внимание на то, как ты питаешься. Софи, ты уверена, что Пауль – это то, что нужно? Мне не нравится, какой смотрит на женщин в твоем присутствии. Сестричка, а сумка-то из настоящей кожи? А ты уверена, что все у вас в порядке?»
Фредерика рассмеялась.
– Очень похоже на Бритту, – хихикнула она. – Нелепо. Раньше меня это иногда даже нервировало. А сейчас, кажется, ничего не надо, только бы слушать ее рассуждения о засорении мирового океана пластиковыми бутылками и пакетами или об ужасах промышленного животноводства.
Фредерика засопела, шумно высморкалась в платок.
– О чем ты хотела поговорить, Софи?
– Хотела кое о чем спросить.
– Давай.
– Ты не знаешь, в последнее время Бритта с кем-нибудь встречалась?
– Имеешь в виду – с мужчиной?
– Именно.
– Нет. С тех пор, как Лео ее бросил, ни с кем.
Софи вздохнула. Версия убийства на почве личных отношений, к которой, судя по тем обрывкам разговоров, которые она могла уловить, склоняется полиция, становится все менее вероятной. Бритта была девушкой скромной, и на момент убийства у нее никого не было.
– Почему они вообще расстались? – спросила Софи. – Бритта об этом никогда не говорила.
– Да потому, что этот Лео – полный идиот, вот почему. Он вбил себе в голову, что Бритта ему изменяет.
– Что?
– Вот именно! – фыркнула Фредерика. – Бритта – и изменяет! Можешь себе представить? Как по мне, так все дело в том, что он уже давно что-то мутил с этой Ванессой, с которой он сейчас, и просто хотел свалить вину за то, что они расстаются, на Бритту.
– Но почему же он так поступил? – спросила Софи.
Фредерика только пожала плечами.
– Какая теперь разница, – наконец сказала она.
Софи задумчиво кивнула. У нее испортилось настроение. Хоть до конца она никогда не верила, но все-таки до последнего надеялась, что полицейская версия преступления на почве личных отношений окажется правильной. Что Бритта тайно встречалась с кем-то, о ком Софи не знала. Личные отношения почти всегда многое объясняют. А когда между убийцей и жертвой нет никаких отношений, очень трудно вести расследование, и шансы на раскрытие дела резко понижаются.
– И потом, – прервала Фредерика ход мыслей Софи. – Для Бритты не было вообще никакого смысла назначать свидание. Зачем бы она стала это делать?
– То есть? – удивилась Софи.
– О господи, – сказала Фредерика. – Такты ничего не знаешь?
14
Мне очень трудно переварить тот факт, что Шарлотта, которую я любой ценой хотела уберечь от встречи с Ленценом, сейчас на кухне и варит кофе. Но что ж – теперь с этим ничего не поделаешь.
Вхожу в столовую, и Ленцен смотрит на меня, вопросительно приподняв брови.
– Все в порядке? – спрашивает он, и я в очередной раз восхищаюсь его хладнокровием, ведь он прекрасно знает, что абсолютно все у меня в беспорядке.
Он по-прежнему сидит на своем месте, диктофон и смартфон перед ним на столе, а фотограф сложил все свое оборудование на пол и ест пирожное.
– Все замечательно, – отвечаю я, изо всех сил стараясь, чтобы мое поведение не говорило об обратном. Смотрю на стакан с водой, который наполнила перед уходом, и говорю себе, что ни при каких обстоятельствах не должна из него пить, поскольку он простоял тут несколько минут без присмотра.
Вдруг мне приходит в голову, что, может быть, Ленцен думает обо мне то же самое, может, он тоже боится, что я его отравлю. И вообще не будет есть?
Собираюсь занять свое место напротив Ленцена, но меня останавливает фотограф.
– Госпожа Конраде, может, мы сразу сделаем фотографии, и тогда я не буду прерывать ваше интервью.
Ненавижу фотографироваться, но, естественно, молчу об этом. Боязнь фотокамеры – моя слабость. Маленькая, конечно. Но все-таки слабость.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Где бы вы хотели?
Он на секунду задумывается.
– А какое ваше самое любимое место в доме?
Конечно библиотека. Но она на втором этаже, и мне совершенно не улыбается тащить этих двоих через весь дом в святая святых.
– Кухня, – отвечаю я.
– Тогда – на кухне, – говорит фотограф. – Отлично!
– Жду вас, – говорит Ленцен.
Замечаю взгляд, который бросает на него фотограф, очень короткий, но вполне достаточный для меня, чтобы понять: эти двое не любят друг друга. И сразу начинаю испытывать симпатию к фотографу.