Западня
Шрифт:
– Как бы там ни было, – сказала она, посмотрев на часы, – нам пора. На летучку.
– И в самом деле, пора, – согласился Йонас. – Ты иди, а я скоро буду. Хочу покурить.
– Окей.
Йонас смотрел, как она уходит в направлении комнаты для совещаний и как раскачивается, слегка касаясь спины, тугой хвост ее волос. Мысли снова вернулись к Софи Петерс. Она чертовски хорошо держалась на протяжении всего допроса. Без истерик, без слез. Занятый своими мыслями, с сигаретой во рту, выйдя на улицу, он машинально достал из кармана зажигалку и уже хотел было прикурить, как вдруг увидел ее. Она сидела на низком кирпичном заборчике, которым была огорожена клумба
Сгорбилась. Лицо закрыто руками. Судя по вздрагивающим плечам, она плачет навзрыд. Йонас замер. Софи не видит его. Быстро прикинул, не подойти ли к ней, но решил, что не стоит.
В комнате для совещаний, наблюдая, как последний припозднившийся сотрудник отдела занимает свое место за столом, Йонас не мог отделаться от мыслей о Софи. Он вдруг почувствовал отвращение к этому помещению – с этими лампами дневного света и неистребимым запахом ПВХ – где он провел столько часов своей жизни. Все смотрели на него в повисшей тишине, и Йонасу пришлось взять себя в руки, сосредоточиться.
– Итак, – начал он, ни к кому особенно не обращаясь. – Кто начнет?
Начала Антониа Буг.
– У нас есть бывший любовник, которого, судя по всему, на время преступления не было в стране. Это мы уточним, – Буг чеканила каждый слог, и Йонас вдруг увидел, как наяву, каким она была ребенком. Не по годам развитая, усердная, честолюбивая. И, несмотря на это, всеобщая любимица. Блондинка с хвостиком. Очки. Тигровые уточки [6] на тетрадках, исписанных аккуратным почерком.
6
Популярная в Германии детская игрушка, полосатая уточка на колесиках, персонаж из детской книжки художника Яноша «О, как красива Панама», 1978 г.
Мысли Йонаса были далеко, он слушал невнимательно. Он давно уже прочел все отчеты о жертве и ее окружении, которые предоставили сотрудники. Бритта Петерс, 24 года, графический дизайнер в интернет-стартапе, не замужем, здорова. Умерла от семи ножевых ран. Признаков изнасилования нет. Орудие убийства, предположительно кухонный нож, не обнаружено. Все указывает на ссору с кем-то знакомым, на внезапный приступ ярости, на спонтанное действие, на мгновенно возникающую и так же быстро проходящую вспышку гнева. Постоянный партнер. Большая любовь с первого взгляда бывает только в кино. Но сестра убитой должна была бы о нем знать. Тем не менее не только она, но и остальные из окружения жертвы клянутся, что никого у Бритты Петерс не было. После болезненного разрыва с любовником она ни с кем не встречалась, только работала, работала, работала.
Голос Фолькера Циммера, известного своей педантичностью старшего коллеги, вернул Йонаса к реальности. Похоже, Буг наконец закончила свой монолог.
– Я походил по дому жертвы, пообщался с соседями, – говорил Циммер. – Поначалу – ничего существенного. Но потом поговорил с одной соседкой, которая живет как раз над жертвой, этажом выше, и примерно одного с ней возраста.
Йонас терпеливо ждал, когда Циммер перейдет к сути дела. Он знал его манеру излагать все излишне обстоятельно, но знал и то, что Циммер открывает рот только тогда, когда ему действительно есть что сказать.
– Она рассказала, что Бритта Петерс жаловалась, будто арендодатель несколько раз в ее отсутствие приходил в квартиру. Ей это было очень неприятно. И она даже подумывала из-за этого съехать с квартиры.
– Понятно, – встряла
– Хозяин живет в этом же доме? – спросил Йонас.
– Да, – ответил Циммер. – У него большая квартира в мансардном этаже.
– Ты с ним разговаривал? – спросил Йонас.
– Его не было. Сегодня попозже еще раз туда съезжу.
Йонас задумчиво кивнул и снова погрузился в собственные мысли, когда Михаэль Дзиржевски, следователь чуть постарше Йонаса, всегда веселый и доброжелательный, с которым они время от времени вместе играли в футбол, начал излагать подробности с места работы жертвы.
После совещания все разошлись по своим делам – проверять экс-любовника, арендодателя и коллег мужского пола. Йонас видел, что его сотрудники подходят к делу с профессиональным рвением. Он подумал о Софи, об обещании, которое ей дал, и в очередной раз задал себе вопрос: сможет ли он сдержать свое обещание?
Уже в кабинете, сидя за рабочим столом, он внимательно поглядел на фотографию, которая стояла перед ним и на которой были он и Миа в более счастливые времена их совместной жизни. Задумался, но потом одернул себя: сейчас не время для размышлений о браке, который, похоже, доживает последние дни. И сосредоточился на работе.
15
У Виктора Ленцена удивительные глаза. Такие ясные, такие холодные. И в таком контрасте с его испещренным морщинами, суровым от жизненных испытаний лицом. Виктор Ленцен похож на красивого матерого волка. Он смотрит на меня, а я до сих пор никак не могу привыкнуть к этому взгляду. Пока меня не было, он снял пиджак и повесил на спинку стула. Чуть-чуть засучил рукава белой рубашки.
Смотрю на его руки, предплечья, кожу, кажется, могу разглядеть даже отдельные клетки, из которых она соткана, думаю о венах, которые прорисованы под этой кожей, чувствую, как они пульсируют, чувствую тепло, которое исходит от него, и дыхание прерывается от безысходного чувства, с которым ничего не могу поделать. Я уже так давно одинока. Пожатие руки или вежливое полуобъятие – вот и все телесные контакты, что были у меня за последние годы. А почему, собственно, именно сейчас я об этом думаю?
– Приступим? – спрашивает Ленцен.
Поехали. Надо сосредоточиться. Фотосъемки закончились. Начинается самое главное. Интервью.
– Я готова.
Сижу прямо, слежу, чтобы мышцы не слишком напрягались.
Ленцен коротко кивает. Перед ним его записи, но он даже не взглянул туда.
– Еще раз спасибо вам, фрау Конраде, за то, что пригласили нас в ваш чудесный дом, – начинает он.
– Рада таким гостям.
– Ну, и как вам живется?
– Простите? – недоуменно переспрашиваю я, улавливая слева от себя тихое щелканье камеры – фотограф запечатлевает мое удивление. Я еще не до конца справилась с головокружением и приступом дурноты, но стараюсь не показывать вида.
– Ну, я имею в виду ваш замкнутый образ жизни, о котором всем известно. Думаю, многочисленным вашим читателям интересно, как вам живется.
– Мне живется хорошо, – говорю я.
Ленцен едва заметно кивает. Он не обращает внимания на свои записи, смотрит прямо в лицо, не спускает с меня глаз. Пытается прочитать мои мысли?
– Ваши прежние романы пользуются большим успехом. Почему вы решили поменять жанр и написать триллер?
Снова первый вопрос, на который я не успела ответить из-за появления Шарлотты. Хорошо. К этому вопросу – в отличие от предыдущих странностей Ленцена – я, конечно, готова. Он очевиден, и я начинаю отвечать как по писаному.