Западня
Шрифт:
– Как вы заметили, мой образ жизни отличается от обычного. Я не выхожу из дома, не бываю на службе, не хожу в булочную или супермаркет, не путешествую, не встречаюсь с друзьями в кафе или ночном клубе. Я живу замкнуто и потому очень просто. В такой ситуации очень трудно не умереть от скуки. И писательство для меня – это способ хоть как-то разнообразить свою жизнь. Мне просто захотелось попробовать что-то новое. Я понимаю, что у некоторых читателей моих прежних книг такой поворот в творчестве вызывает удивление. Но я просто почувствовала потребность сменить обои в своем литературном интерьере.
Пока я говорила, Ленцен чуть отпил из своего стакана. Очень хорошо. Чем больше следов, тем лучше.
– Но почему из всех возможных жанров – именно триллер? – продолжает допытываться Ленцен.
– Возможно, по принципу максимального контраста с моими прежними книгами.
Звучит достаточно правдоподобно. Важно, что Ленцену, для того чтобы вернуть интервью в нормальное русло, придется спокойно задавать заранее утвержденные вопросы. Иначе я могу замкнуться.
Когда Ленцен опускает глаза на свои записи, я обращаю внимание на пепельницу. И делаю очередной шаг.
– Простите, вы не могли бы угостить меня сигаретой?
Он удивленно смотрит на меня.
– Да-да, конечно.
Сердце екает, когда он достает из кармана синюю пачку «Голуаза» и протягивает мне. Беру сигарету. Для курящего человека вполне естественно в такой ситуации рефлекторно взять сигарету и себе.
– У вас есть зажигалка? – спрашивает он.
Отрицательно качаю головой. Надеюсь, не зайдусь в кашле, ведь не курила уже много лет. И сильно надеюсь, что он все-таки тоже закурит. Он нашаривает в нагрудном кармане пиджака зажигалку. Щелкает, протягивает мне через стол. Встаю, наклоняюсь к огоньку, его лицо приближается ко мне, пульс учащается, замечаю веснушки на его лице, как странно – несколько веснушек среди морщин. Наши глаза встречаются, я опускаю взгляд, прикуриваю, слышу щелчок – фотограф нажимает на спуск камеры.
Подавляю кашель, легкие горят. Ленцен вертит пачку в руках, раздумывает, потом откладывает в сторону.
– Я стал слишком много курить, – говорит он и снова опускает глаза на свои заметки.
Жаль!
Отважно курю сигарету медленными затяжками. Вкус отвратительный. Начинает кружиться голова, организм восстает против непривычного никотина, меня начинает подташнивать.
– На чем мы остановились… Ах, да. Смена жанра. А вы сама читаете детективы? – спрашивает он.
– Я все читаю.
Надеялась, что со временем привыкну к взгляду этих волчьих глаз, но пока – не получается. Несколько минут пыталась противостоять желанию провести рукой по волосам, поскольку знаю, что это выдает неуверенность в себе, но не могу удержаться. И снова слышу, как фотограф ловит этот жест.
– Какие детективы показались вам интересными за последнее время? – спрашивает Ленцен.
Перечисляю немногочисленных авторов, которых действительно ценю, – пару американцев, несколько скандинавов, пару немцев.
– Вы не бываете во внешнем мире. Откуда черпаете вдохновение?
– Хорошие сюжеты валяются прямо под ногами, на тротуаре, – говорю я и тушу сигарету.
– Но ведь вы не ходите по тротуарам, – самодовольно поддевает меня Ленцен.
Делаю вид, что не слышала.
– Я очень интересуюсь тем, что происходит в мире, – продолжаю я. – Читаю газеты, смотрю новости, много времени провожу в интернете. Мир полон сюжетов. Просто надо быть внимательным. И естественно, я безмерно благодарна современным средствам коммуникации и СМИ, которые, если так можно выразиться, доставляют мне мир на дом.
– А как вы собираете материал для книги? Тоже через интернет?
Уже собираюсь ответить, как вдруг слышу это. Дыхание прерывается, сердце колотится.
Не может быть. Тебе это кажется.
Почти теряю дар речи.
– Обычно я собираю материал, по большей части… – бормочу, пытаясь сосредоточиться. – Для этой книги я собирала… я…
Мне не кажется, это на самом деле. Я слышу музыку. Кружится голова, все плывет перед глазами.
– Я много читала о человеческой психике, о… я много…
Love, love, love. Музыка наплывает, жмурюсь, дыхание учащается, еще чуть-чуть и у меня случится гипервентиляция, Ленцен передо мной, холодные светлые глаза устремлены прямо на меня, в них – жесткость и превосходство, с трудом перевожу дух. Делаю вид, что кашляю. Затихаю. В глазах темно. Ты должна дышать спокойно! Шарю рукой по столу в поисках спасательного круга, натыкаюсь на стакан с водой, чувствую в руке его прохладную гладкость. Всплывай, выныривай! Вот это ощущение прохладной гладкости и есть реальность, а не музыка, не музыка, но она продолжает звучать. Я слышу ее, отчетливо, эту мелодию, эту страшную мелодию.
There’s nothing you can make that can’t be made no one you can save that can’t be saved Nothing you can do but you can learn how to be in time It’s easy All you need is love la-da-da-da-da All you need is love la-da-da-da-da All you need is love, love, love is all you need…
В горле пересохло, я беру стакан, пытаюсь поднести ко рту, расплескиваю, рука дрожит, пью, с трудом, вдруг вспоминаю, что из него пить нельзя, и снова ставлю на стол.
– Простите, – с трудом выдавливаю из себя.
Ленцен что-то говорит, но слышу как сквозь толстый слой ваты. В поле зрения попадает размытый силуэт фотографа, пытаюсь сосредоточиться на нем, навожу на резкость, хватаюсь за край колодца, выныриваю. Музыка все еще звучит, la-da-da-da-da, но я выныриваю. Смотрю на фотографа. Смотрю на Ленцена. Они никак не реагируют. Я слышу музыку, они – нет. Спросить не решаюсь. Не хочу показаться сумасшедшей.
– Простите, о чем вы спросили? – переспрашиваю я, кашляю, пытаясь избавиться от хрипоты.