Западня
Шрифт:
План был во всех отношениях хорош — так простодушно сказала Оксана. Но с самого начала многое пошло не по плану. Четырнадцатого и пятнадцатого Ольга ей еще звонила — с Егором было уговорено связи не держать, поскольку у него не было своего телефона. Разговор мог подслушать вахтер. Шестнадцатого Ольга должна была объявиться и рассказать о результатах Егору. Но она исчезла и никак не давала о себе знать. Оксана знала телефон Мулевина, но звонить туда не решалась — это могло их выдать. Вечером того же дня она обнаружила, что велосипед пропал из подвала. Дощатая хлипкая дверь была взломана. Оксана
Оксана переживала — она знала, что Ольга очень привязана к своей новенькой машине. Но девушка решила, что ограбление все-таки возместит ей ущерб.
Следующие три дня ничего им не принесли. Ольга молчала. Егор рвал и метал, он не понимал, что могло случиться. Велел Оксане все-таки позвонить Мулевину. Она так и сделала, но трубку никто не взял.
И только двадцатого мая Ольга наконец объявилась.
Она позвонила Оксане. Каким-то странным голосом сказала, что теперь она на свободе и что продолжать не хочет Оксана пыталась с ней поговорить, по Ольга сказала, что сама позвонит Егору, и вскоре бросила трубку. Девушка тогда решила, что Ольга очень переживает, что премьера прошла без нее. Она с трудом согласилась на это условие, когда они составляли план проникновения в квартиру.
Оксана успела сказать Ольге по телефону, что на третьем спектакле та обязательно будет играть роль призрака. Та ответила: «Мне это уже не нужно».
Тогда же, двадцатого, Ольга позвонила Егору. Она сказала, что все рухнуло, Мулевин застукал ее возле сейфа и на несколько дней запер в квартире с включенной сигнализацией. Она даже воды попить не могла, хотя кухня была рядом. Если бы она вышла из спальни — сработала бы сигнализация. Егор обругал ее дурой и велел отдать ключи. Та отказалась. Она была почти в невменяемом состоянии и все время твердила: «Перестань, это надо бросить, нас всех поймают, он же на меня будет думать!» Сказала, что теперь идет домой. Что позвонит сама и просила ей на дом не звонить. Она плакала, когда вешала трубку. Егор был в ярости. Он только успел крикнуть, что, если она не отдаст ключи, не перестанет дурить — он разберется с ней по-своему. А также с ее сестрой! Про Милену он знал уже многое — Ольга всюду таскала с собой фотографию сестрички и рассказывала о ней, с любовной усмешкой повторяя, что та очень хочет выглядеть взрослой.
Об этом Балакиреву рассказывала Оксана. Но что случилось ночью двадцать третьего мая, почему Ольга пошла в Измайловский парк, почему погибла — она сказать не могла или не хотела. Также она утверждала, что понятия не имеет ни об ограблении Мулевина, ни о его убийстве, ни о том, что на самом деле случилось с Ириной Гульчук, ее любимой режиссершей. Она утверждала, что никогда не бывала у нее дома, даже не знала, где живет Гульчук. Девушка плакала, пряча опухшее лицо в ладонях, и жалобно повторяла: «Этого я не знаю, сами у него спросите!»
Егор Сакулин от всего отпирался. Он утверждал, что никогда не общался с Ольгой Ватутиной, что даже не знал, что сантехник Ватутин — ее отец. Своего знакомства с Оксаной не отрицал — их многие видели вместе в общежитии. Но присвистывал, поворачивая палец у виска:
— Почему же вы пытались задушить Милену Бог, если не знали ни ее саму, ни ее сестру? — спросил Балакирев. — Девочка все еще находится в больнице. Правда, теперь она может говорить и утверждает, что опознала вас. Мы показали ей фотографию.
— Да никто ее не душил!
— Галина Никитина, значит, перепутала? Это не вы накинули девочке удавку?
— Да Галина пьяная была, мало ли что ей привиделось! А я просто подошел посмотреть, что с девчонкой, почему она там валяется на досках…
— Как вы вообще оказались за кулисами?
— Через запасной вход прошел. Там всех пускали, если скажешь, что на спектакль. В тот день было бесплатно. Я хотел посмотреть, как Оксанка играет. Мне Галина сказала, что у них последний спектакль. Любопытно стало.
Сама Никитина попеременно впадала то в ярость — когда дело касалось Егора, то в тупое отчаяние — когда речь заходила об ее дочери. Она говорила, что сама во всем виновата, что слишком много работает, на дочку нет времени… Но откуда же она могла знать, чем та занимается!
— Егора я убью, если вы его не посадите, — предупредила она, и блеск в ее глазах говорил о том, что женщина ничуть не преувеличивает. — Испортил девчонку, втянул ее в эту уголовщину. Только одно я вам скажу — она не могла никого убить! Украла, может, по несознательности… Вы, ради бога, имейте снисхождение! Безотцовщина, некому было ее воспитывать. Молодая, красивая, пожить ей хочется, а что я могла дать? Только на хлеб да молоко…
Только через два дня бывший комендант согласился говорить. Это произошло, когда ему устроили две очные ставки в один день — с Миленой и Оксаной. Девочка, которая уже вышла из больницы, присутствовала на ставке вместе с матерью. Алла выглядела совершенно ошеломленной, с ужасом слушала свою дочь. Та заявила, что она действительно встретилась с этим самым человеком по его просьбе, чтобы передать ему ключи, оставленные покойной сестрой. Что сестра этого человека боялась и, наверное, знала, что тот ее убьет. Что больше она никогда в жизни с ним не виделась. Последний раз — на спектакле.
Ей почему-то стало очень плохо, захотелось спать, она присела где-то в углу, а он подошел и начал ее душить. Что было дальше — Милена не помнила. Она даже не услышала душераздирающего звука сирены, от которого в театре началась паника. Люди решили, что возник пожар, и рванули к выходу. Она не помнила, как прибежал к ней за кулисы Михаил, с трудом продравшись через ломящуюся навстречу ему толпу, как плакала Наташа, придерживая разодранное в давке кимоно, как ее пытались откачать, как повезли в больницу.
Отчего девочку так внезапно стало клонить ко сну, сразу выяснилось в больнице, когда у нее взяли кровь на анализ. Оказалось, что Милена только что приняла сильнодействующее снотворное, причем, скорее всего, не одну таблетку. Девочка утверждала, что ничего ни до, ни во время спектакля не принимала. Только выпила стакан пепси, который ей дала Оксана. Ее еще немного удивило, почему всем дали минералку, а ей одной пепси. Оксана ей сказала, что пепси всего одна банка, и ее решили отдать ребенку.