Западня
Шрифт:
Душно, за кулисами было невыносимо душно. И самое глупое, что она, кажется, заблудилась… Милена провела рукой по коленям, достала из складок кимоно сирену.
Минуту назад ее рука почему-то разжалась, она и не заметила, как выронила эту штуку, похожую на черный фонарик. Девочке очень хотелось спать. Она не помнила, как пришла сюда, в этот темный закуток, почему уселась на доски, сколько времени тут сидит. Со сцены доносилась музыка, Милена понимала, что спектакль еще не закончен. Не могло пройти много времени. А спать хочется так, будто она не ложилась несколько ночей подряд. Глаза закрываются, веки будто каменные.
Подбородок стукнулся в грудь, она слегка мотнула головой,
«Папа меня побьет» — это была единственная мысль, которая сумела пробиться сквозь плотную пелену. Она увидела лицо сестры — та испуганно повернулась к ней, открыла рот, закричала… Но беззвучно. Милена хотела встать — и не могла. Сирена. Михаил писал, чтобы она в случае чего нажала кнопку… Девочка пошарила рядом с собой, но никакой сирены не нащупала. Зато, с трудом разлепив веки, она увидела того человека.
Он вышел из-за кулис и быстро подошел к ней. Его лицо казалось черным, он протягивал к ней руки, будто хотел взять за плечи. Девочка привстала, но тяжесть собственного тела опустила ее назад на доски. Голова ударилась о стену, но ей было не больно, парик смягчил удар. Ей было не страшно — только противно, что она почему-то так ослабела, что не может сидеть прямо. Мужчина, которого она теперь узнала, протянул к ней руки, и она ощутила, как горло перехватывает что-то очень твердое…
Сцена была погружена в темноту. В темноте звенел сямисэн, мерно бил барабан. Постепенно за желтыми бумажными ширмами в глубине начал разгораться огонек шелкового фонаря. Проступили силуэты собравшихся у рампы горожан. Они смотрели на окно.
— Что такое? — спросил кто-то.
На желтой бумаге окна четко рисовались два черных силуэта — самурай, обнимающий скелет… Раздались крики:
— Скорей, скорей спасайте! Синдзабуро на пороге смерти! Скорей…
…Мать Оксаны уныло бродила за кулисами. Она старалась не сталкиваться с актерами, поскольку видела, что те удивлены ее видом. В самом деле, этот спортивный костюм для театра совсем не подходил… У нее было приличное платье с блестками, ему еще и двух лет нету, а толку?..
«Ну, а когда бы я успела переодеться? — зло подумала она. — На минутку с работы вырвалась. Короче, нет жизни. Родная дочь на.., посылает».
Она видела, как актеры подливают коньяк в минеральную воду. У нее у самой в пакете был коньяк, купила на вечер.
Только она не решалась предложить его актерам.
«Слишком гордые. Ну их всех!»
Женщина устала, духота размаривала… Уж лучше бы она сюда не приходила, спектакля все равно не видела. И что это за жизнь? Пашешь, пашешь, а дочка шипит: «Убирайся!» Женщина увидела пустой стакан, рядом — табуретку. Села, вытянув усталые ноги, взяла стакан, подозрительно его понюхала, достала из пакета бутылку, сорвала с крышки акцизную марку.
Через две минуты ей стало веселее. Она прислушивалась к звукам спектакля, и законная гордость начинала наполнять ей сердце. "Моя играет самую главную роль!
Посмотреть бы по-человечески, из зала. Но раз нельзя, то и не надо. Не заплачем". Она глотнула еще и совсем успокоилась. Ей хотелось курить, но вокруг столько тряпок и бумаги… С техникой пожарной безопасности она была знакома по роду своей работы. Женщина встала и пошла в глубь кулис, выглядывая надежное местечко для курения.
Наконец она зашла в какие-то дебри. Тут никого не было. Она уже вынула сигарету, когда в дальнем, совсем темном углу ей почудилось какое-то движение. Она пригляделась и воскликнула:
— Егор! Егор, ты?! Ты что тут делаешь, тебя Оксанка
Он обернулся с искаженным лицом и выпустил девушку, которую зачем-то держал за плечи. Та, обмякнув, ударилась головой о доски и затихла. Женщина почувствовала неладное и подошла ближе:
— Ты что это здесь делаешь? Это кто такая? Слушай, ты сдурел, что ли?! Ты что сделал с ребенком?!
Галина шагнула к неподвижно лежавшей девочке и вдруг наступила на что-то круглое. Женщина чуть не упала — и не только потому, что нога соскользнула и подвернулась…
На весь театр истошно завыла сирена.
Глава 19
Эта история началась зимой, когда Оксана еще захаживала к матери в общежитие. В основном за деньгами.
Она жила с бабушкой, а та выставила суровое условие — свою пенсию тратит только на себя. Она не миллионщица — именно так старушка и выразилась. У внучки должны быть свои продукты, своя полка в холодильнике, за квартиру и электричек во тоже надо было платить пополам. Мать утешала дочку.
— Ничего, потерпи, скоро будешь жить отдельно, как принцесса!
И отдавала ей половину своей зарплаты и прочих доходов. На следствии Галина Никитина, кастелянша общежития строительного техникума, даже не пыталась отрицать, что имела дополнительные заработки с казенного белья. «Жить на что-то надо», — спокойно отвечала она.
Часто бывая в общежитии, Оксана сталкивалась с комендантом. Егор не обращал на нее особого внимания, так же как она ничуть не впечатлилась видом этого маленького краснолицего парня, на десять лет ее старше. Даже его альпинистские подвиги ее не привлекали. Зато она обратила внимание на другое. В его комнате на первом этаже висел фанерный щит, на котором масляной краской были выписаны номера комнат и висели ключи. Как-то Егор в ее присутствии со смехом показал, какие ключи на самом деле что-то отпирают. Оксана случайно запомнила один номер. Как сообщила Балакиреву, запомнила она его потому, что с этих трех цифр начинался телефон ее школьной подруги, проживающей в Южном Измайлово, — триста восемь… В следующий свой приход, постучав к коменданту (ее за чем-то послала туда мать), Оксана обнаружила, что в комнате никого нет. — Голос Егора раздавался из подвала, многократно усиленный коридорным эхом. Он ругался с сантехником. Сама не понимая, как она на такое решилась, Оксана сняла ключ с гвоздя, под которым был написан запомнившийся ей номер. Поднялась на третий этаж. Нашла дверь, чей номер соответствовал бирке на ключе. Постучалась. Ей никто не ответил. Проходящая мимо с тазиком отжатого белья вьетнамка на ломаном русском языке сказала, что соседей не будет до вечера. Оксана прогулялась по коридору, выждала момент, когда никого поблизости не было, и отперла дверь.
Поживиться ничем не удалось. Это была небогатая комната. Правда, здесь был громоздкий магнитофон, но вынести его, не привлекая внимания, было невозможно.
Тогда она взяла со стола косметичку, из которой торчали бигуди и тушь для ресниц. За этим занятием ее и застукал Егор.
Вернувшись в свой кабинет, он обратил внимание на то, что один ключ пропал. Встревожился, поднялся на третий этаж…Дверь комнаты триста восемь подалась легко — Оксана ее не закрыла. Егор огляделся и шепотом спросил, что она тут делает. Девушка пустила слезу, стала врать, что искала здесь маму. В руке у нее был ключ. Егор вывел ее, спустился с ней на первый этаж и пригласил к себе в кабинет. Разговор был неприятный и весьма односторонний. Егор издевался над девчонкой, утверждая, что поймал воровку. Оксана плакала. Она говорила, что ничего не взяла… И тут — он ее удивил. Егор спокойно заметил: