Западня
Шрифт:
Ирина встала. На сцене было пусто, в зале темно, горел только один светильник на боковой стене — под ним они и сидели. Здесь уже ничто не напоминало о спектакле.
— Вы будете держать меня в курсе дела? — спросила она, направляясь к выходу. — Мне бы хотелось узнать, что произошло с Олей.
— И мне тоже хотелось бы это знать, — ответил Михаил. — Причем все сильнее и сильнее.
Они обменялись телефонами и попрощались на пороге кинотеатра. Ирина предложила довезти его до дома, а когда он отказался, села в побитый красный «Москвич», лихо стартовала, и машина исчезла за перекрестком.
На другой день у него было много работы,
— Спасибо, что потратили столько времени на Милену… Она все мне рассказала про этот проклятый театр… Я с самого начала как-то не верила в это Ольгино увлечение…
«А мне говорила совсем другое. Если не верила — почему не поинтересовалась, чем занимается дочь?» — подумал Михаил, но высказывать этого вслух, конечно, не стал. Он только предложил посильную помощь. Дело было в том, что в их бесплатной газете не так давно стали публиковать фотографии пропавших людей. В основном материалы поступали из пресс-службы ГУВД. Места для этих публикаций не хватало, и уже успела образоваться очередь.
— Но я бы мог втиснуть в рубрику снимок вашей дочери в обход очереди, — предложил он. — Это может дать результаты, ведь газета распространяется в нашем округе, попадает практически в каждый почтовый ящик. Это даже эффективней, чем показ снимка по телевидению, ведь снимок в газете можно подробнее рассмотреть.. , Алла некоторое время молчала, потом ответила, что должна посоветоваться с мужем. Дело в том, что они все еще никого не известили о пропаже дочки. Она имеет в виду родственников.
— Это будет удар, особенно для моей мамы, — прошептала она так тихо, что Михаил едва разобрал слова. — Пока мы не говорим ей, что Оля пропала, но у меня такое чувство, что она начинает что-то подозревать. Ведь они часто перезванивались, а теперь я не могу позвать дочь к телефону, когда бабушка звонит.
Михаил попросил все-таки помнить о его предложении и, в случае чего, звонить ему домой или на работу — он всегда готов помочь. Сам он принял решение больше не звонить родителям Ольги и Милены. Его могли счесть навязчивым — он уже понял, что эти люди не очень-то стремятся к его услугам и предпочитают замкнуться в своем горе. «Но вряд ли им удастся скрыть исчезновение девушки от родни, — подумал он. — Ведь розыскное дело заведено, а родню в таких случаях опрашивают в первую очередь».
Перед концом рабочего дня он заехал в редакцию и рассказал редактору отдела культуры о посещении театра.
— Не хотелось бы ограничиваться информацией в пять строчек, статья получится интересная, — настойчиво говорил Михаил. — Тем более в театре занимается «группа риска» — ребятам лет семнадцать — девятнадцать. Куда им податься, кроме дискотек и ночных клубов?
С детьми как-то больше возятся, чем с ними.
В конце концов он выторговал под статью половину полосы, а вернувшись домой, немедленно включил диктофон и начал обрабатывать материал. Ирина вовсе не просила его показывать ей статью перед тем, как печатать. Конечно, руководительница молодого театра была бы рада даже мимолетному упоминанию в прессе о первом спектакле. Но Михаил все-таки решил еще раз встретиться с ней.
Поздно вечером они созвонились и уговорились встретиться завтра перед очередным спектаклем. На этот раз он должен был проходить в одном из престижных лицеев округа.
Когда Михаил уточнил номер лицея, у него перехватило дыхание. Именно в этот лицей жена перевела Дашу после развода и переезда к новому мужу. "Может показаться, что я нарочно туда отправился, чтобы увидеть дочь. Люба так и решит, если узнает, что я там побывал… — подумал он, кладя трубку. И тут же вспылил:
— Какого черта! Почему я должен слушаться этой истеричной бабы и не видеться с дочерью! Родительских прав меня не лишали, да и кому бы это удалось! Все, хватит, так я совсем потеряю Дашку!"
Он снова вернулся к компьютеру, и к двум часам ночи статья была готова и выведена на принтер.
Спектакль начинался в три часа пополудни, после окончания занятий у всех классов. Михаил приехал в лицей немного раньше. Пропуск на его имя оставили у охраны.
Школьников в коридорах еще не было — шел последний урок. Проходя по этим коридорам, Михаил чувствовал себя как преступник, забравшийся в чужой дом, и удивлялся — все-таки удалось жене его запугать! Не видеться с дочерью…
А почему, собственно? Потому, что жена внушала Даше, что ее отец — неудачник, посредственность, даже на машину заработать не смог? Потому, что он мог возразить дочери, опровергнуть эти обвинения? А может, жена боялась, что он расскажет дочке что-то неприглядное о ней самой? Но уж такого бы он не допустил… Какова бы ни была Люба — она все равно мать, и неплохая мать… Он вспомнил тот вечер, когда жена поставила его перед фактом готовящегося развода. Как она тогда кричала, плакала, нарочно доводила себя до истерики, чтобы потом упрекнуть мужа, что это он довел ее! Обвинения — и надуманные, и реальные — лились сплошным потоком. Жена как будто боялась, что ему удастся вставить словечко. А он молчал. Михаил был так ошеломлен, что даже не принял эту истерику всерьез. А Даша…Даша наверняка решила, что во всем виноват отец.
Ведь о разводе с ней говорила только мать, а значит — могла наговорить все, что угодно. Михаил избегал этой темы.
«Я сам выбрал изоляцию от дочери, — обвинял он теперь себя. — Не хотел тяжелых объяснений, слез, не хотел наговаривать на ее мать… И вот теперь неизвестно, что обо мне думает Дашка. Может, считает меня чудовищем?»
Он поднялся в актовый зал и застал актеров за лихорадочными приготовлениями. Ирина выглядела совершенно замороченной, щеки у нее пылали. Увидев Михаила, она всплеснула руками:
— Прошу вас, не сейчас! У меня нет времени, после спектакля поговорим!
И унеслась за сцену. Из обрывков разговоров Михаил понял, что внезапно заболела девушка, которая должна была играть гейшу. Это выяснилось только теперь — она не приехала на спектакль, ей звонили домой и обнаружили, что она лежит с температурой. Теперь актриса, играющая дочь аристократа, срочно повторяла роль гейши — она должна была взять ее на себя.
— На самом деле поверишь, что пьеса проклятая, — растерянно сказала высокая актриса, уже одетая и загримированная. Она стояла рядом с Михаилом и глядела, как на сцене готовят декорации. Он присмотрелся к девушке и вспомнил, что ее зовут Ольга.
— Вы играете парикмахершу? — спросил он.
Та обернулась:
— Да… А я вас видела на втором спектакле. Вы журналист?
Михаил подтвердил, и девушка с любопытством спросила:
— Тут у нас говорят, что Оля Ватутина пропала. Это вы ее ищете?
— Уже не я, а милиция — Он присел и предложил девушке сесть рядом. Она поколебалась, потом осторожно расправила полосатое бумажное кимоно и села. Девушка постоянно ежи мала и разжимала руки, было видно, что она очень волнуется.