Западня
Шрифт:
Теперь он явственно увидел, как хозяин вздрогнул.
Виктор Эдуардович рассчитанно-медленно положил на место график и повернулся к Михаилу:
— А почему вас это волнует? Нет, не вернулась. Послушайте, почему мне ваше лицо знакомо?
— Мы с вами как-то виделись. — И Михаил напомнил ему обстоятельства, при которых состоялась их встреча.
— Вот я и думаю, что-то странные вопросы вы задаете, — пробормотал хозяин. — Что ж, и дочки, наверное, у вас нет?
— Есть. Только она учит французский.
Тот меланхолично кивнул:
— Понятно, понятно Вы просто
— Ну, прежде всего, она вам не совсем дочь, — отрезал Михаил. Он уже совсем перестал церемониться с этим человеком. Редко кому удавалось вызвать у него такую антипатию. — А потом.. Разве не удивительно, что я — чужой человек — интересуюсь ее судьбой больше, чем вы?
— Ас чего вы взяли, что я ею не интересуюсь?
Глаза у Виктора Эдуардовича совсем выцвели — то ли от гнева, то ли от волнения. Михаил видел — тот сдерживается изо всех сил. Эта мощная фигура производила внушительное впечатление, от нее исходила сжатая, как пружина, угроза. И все же он продолжал:
— Вы уже с конца апреля знали, что ваша падчерица не посещает занятий в театре. Вы знали, что никакой роли она не получила, что не будет участвовать в пьесе. И спокойно разрешили ей уйти из дома на двое с лишним суток!
Вы-то знали, куда она уходит? Ведь не в театр?
— Ну, предположим, что не в театр, — сдержанно ответил тот.
— Куда в таком случае?
— Предположим, что вас это никак не касается. — Великан вплотную подошел к Михаилу, и тот почувствовал резкий запах пота и дешевого дезодоранта, исходивший от него. — Оставьте в покое мою семью!
— Почему вы скрыли от жены, что Ольга не посещает театр? — Михаил еле сдерживался, чтобы не заорать.
В эту минуту он просто ненавидел этого человека. И его, и того, другого… Ведь у его дочери тоже появился отчим!
Наверняка ничем не лучше этого типа! И он бросил ему в лицо — Вы-то Ольге не родной, но мать не отпустила бы дочь бог знает куда!
Виктор Эдуардович странно. Кривовато усмехнулся и неожиданно иронично заметил:
— Как раз Бог и не знает, куда она отправилась. Оля мне не докладывала. И почему вы решили, что она отпрашивалась именно у меня? Я узнал об этом последним, когда она успела уйти. Конечно, мог бы сказать жене правду, но… — И совершенно мирно заключил:
— Но вы же понимаете, что иногда правду сказать нельзя? Я думал, что Оля вернется в срок, и не хотел волновать жену понапрасну. А что касается самой Оли… Зря вы считаете ее таким уж ребенком. Я тоже когда-то так думал, пока не обжегся.
В дверь коротко позвонили, затем в замке повернулся ключ. Виктор Эдуардович крикнул:
— Алла, иди сюда, у нас гость!
Женщина заглянула в комнату и, увидев Михаила, воскликнула:
— Нашли?!
— Нет, — оборвал ее муж. — Это насчет объявления в газете, помнишь, ты мне говорила? Я думаю, больше тянуть не стоит. Нужно опубликовать ее фотографию.
Алла молча смотрела на мужчин, слабо покачивая головой. Секундное оживление прошло, и теперь ее взгляд стал загнанным и пустым. Она сильно изменилась за то время, пока Михаил ее не видел.
— Оля ушла из дома неделю назад, — сказала она, наконец. — Не звонила пять дней. Позвонить она могла бы, верно? Ведь первые два дня она звонила. Но теперь она не может… Я чувствую, что не может…
— Поставь чай, — приказал ей муж. Но женщина все так же монотонно продолжала говорить, будто не услышала его:
— С ней что-то случилось. Не верю, что она жива. Этот велосипед… Она бы не бросила его. Ни за что. На нее напали. Мы слишком поздно начали искать. Я думаю, ее уже нет…
Глава 3
Виктор Эдуардович сказал правду — его рабочий день и впрямь был расписан по минутам. Услышав звонок, он сам пошел открывать и тут же вернулся с ученицей — толстой кудрявой девочкой лет четырнадцати. Алла, взглянув на них, встала:
— Я поставлю чайник. Может, задержитесь?
Вопрос адресовался Михаилу. Тот понимал, что хозяин вовсе не желает, чтобы он задерживался. Но теперь ему было наплевать на его мнение. Девочка уже уселась за стол, разложила книги и конспекты… Виктору Эдуардовичу ничего не оставалось, как приступить к занятиям. Не ног же он при ученице наброситься на визитера и выставить его вон!
Алла увела Михаила на кухню и прикрыла дверь.
— Вы о чем-то спорили? — спросила она.
— Почему вы так решили?
— Да у него какое-то странное лицо. — Женщина посмотрела на часы и вздохнула:
— Сейчас Милена вернется из школы, а у меня опять ничего не готово. Я за эти дни совсем запустила дом, питаемся бутербродами. Знаете, мне все кажется, что Оле нечего есть… А то и что-нибудь похуже думается… Кусок в горло не идет!
Она пустила воду в раковину и принялась чистить картошку. Женщина двигалась так медленно, что Михаил едва не вызвался помочь. Но тут она повернулась к нему с ножом в одной руке и картошкой в другой:
— Вы в самом деле пришли насчет объявления?
— Не совсем, — честно ответил он. — Просто выяснил кое-что и решил поговорить с вашим мужем. Думаю, что и вам лучше все знать.
И он коротко рассказал о том, что узнал сегодня в театре. Женщина жадно слушала его, и ее лицо все больше каменело. Когда он замолчал, Алла была в ярости:
— Как он мог скрывать! Да какое он имел право! Я должна была знать, я с ума сойду…
Она рванулась было к двери, но Михаил встал у нее на дороге:
— Хотя бы нож положите!
Она изумленно взглянула на то, что было у нее в руках, и вдруг отшвырнула картошку и нож в раковину. Уселась на стул и спрятала лицо в мокрых ладонях. «Надо уходить, — подумал Михаил. — Сейчас начнется семейная сцена, и я буду лишним». Однако урок немецкого все еще продолжался, а Виктор Эдуардович был, как видно, не из тех учителей, что даром берут деньги. Свое время он отрабатывал добросовестно. «А может, просто боится столкнуться с женой, — подумал Михаил. — Наверняка понял, что теперь она знает правду. Но в самом деле, он что-то слишком много на себя взял! И уж конечно, милиции ничего не сообщал. Что ж, зато Алла сообщит».