Запах легких денег
Шрифт:
Народ в буфете продолжал как ни в чем не бывало питаться дальше, не обращая внимания на довольно странный инцидент. Кого сейчас волнует, что какого-то гражданина с безумными глазами куда-то потащили? Да по одному его выражению лица и затасканному виду можно сделать вывод, что ему самое место в психушке!
Между тем Макс и Жорик потащили директора не в психбольницу, а в самый обычный мужской туалет, который находился в дальнем углу вестибюля. И, скорее всего, они потащили его туда совсем не для того, чтобы воспользоваться этим туалетом по прямому назначению. Ведь Киселевич их об этом не просил.
В простенке между туалетами, мужским и женским, сидела довольно странная пожилая дама, накрашенная, напомаженная, причесанная, в очень красивом жакете, словом, в совсем неподходящем для туалета виде. Было сразу ясно, что это на редкость интеллигентная тетка. И она здесь занималась тем, что собирала входную плату за право пользования общественным местом. Причем плата была одной для всех, независимо от того, кто и что собирался делать в туалете и какой период времени. Хотя, как известно, на любом аттракционе оплачивается именно определенное время пользования. Видно, что-то не додумали устроители этого вокзального аттракциона, упустив прекрасную возможность нажиться на человеческих слабостях!
Тем не менее, друзья с трудом дотащили Киселевича до двери мужского туалета, поскольку он слабо сопротивлялся и не хотел идти, отбиваясь от них своим узелком с вещами. Макс препоручил его Жоре и полез в карман за бумажником.
— Почем вход? — поинтересовался он у тетки.
— Пять рублей, — нагло ответила она.
— Сколько? — переспросил Жорик удивленно. Ему показалось, что пять рублей — это слишком дорогая плата за то, что можно сделать бесплатно в любой подворотне.
Тетка даже испугалась, настолько грозным был его вид, и быстро сказала:
— Это в партер.
— А на бельэтаж? — тут же спросил Макс.
— Два рубля! — тут же ответила тетка.
Макс протянул ей стольник.
— Снимаем весь сортир на полчаса.
— Да вы что! — возмутилась тетка. — А как же другие зрители?
Жорик наклонился к ней и тихо сказал:
— Бабка, получила свое и не возникай!
Тетка обиженно поправила прическу и важно заявила:
— Я вам не бабка! Я народная артистка России! Просто у меня пенсия маленькая. Вот и приходится подрабатывать!
Макс галантно раскланялся и извинился за своего другана:
— Простите, мадам! Он такой невежа!
Макс всегда относился с уважением к людям искусства и даже изредка посещал театр. Впрочем, это было в лучшие времена, когда не приходилось добывать хлеб насущный в жарких схватках с конкурентами и бандитами. В те самые времена, когда инженерия читала книги, ходила в кино и театр, и думать не думала, что на свете существуют такие профессии, как, например, рэкетир.
И они с Жориком затолкали очумелого директора в туалет. Киселевич молчал, как рыба, и так же, как рыба, таращил глаза, не понимая, что вообще происходит. Ему почему-то казалось, что сейчас его будут бить, но он даже не успел испугаться, потому как не знал, за что. Вроде бы деньги он отдал, так чего ещё с него взять. У него же ничего нет!
В туалете Макс для начала подождал, пока выйдут посетители этого заведения, коих оказалось не так много — всего-то два человека. Затем запер дверь, просунув в ручку швабру, чтобы избежать появления ненужных свидетелей. А Жорик прижал бедного директора к стенке. Тот продолжал испуганно таращить глаза, абсолютно не понимая, за каким лешим его приволокли в туалет. Вообще-то он и сам сюда собирался, и пошел бы добровольно, если бы ему предложили. Но чтобы вот так, насильно?
Но рэкетиры, видимо, совсем не намеревались заниматься естественными для этого помещения делами.
— Ты что нам подсунул, гад? — прошипел Макс в лицо гробовщику.
Киселевич наморщил лоб и испуганно пожал плечами. Неужели этим головорезам ещё что-то от него надо? Получили свое, пускай радуются и больше не пристают с дурацкими вопросами! Что, решили — мало, и теперь станут требовать еще?
— Как что подсунул? Баксы, — рассеянно пробормотал он. — Пятьсот тысяч, как одна монета.
Макс тихо выругался, шибанул ногой дверь одной из кабинок и положил кейс на унитаз. Затем открыл замки, откинул крышку, вынул одну пачку, которая оказалась без обертки. И швырнул ею в лицо директора. Но пачка до него не долетела, а во все стороны разлетелись маленькие листочки с каким-то напечатанным текстом.
— Вот тебе твои баксы! На, получи и распишись!
Потом он схватил другую пачку и разорвал обертку. Подошел, повертел бумажками под носом у изумленного гробовщика.
— Это, по-твоему, баксы? Какие-то странные баксы стали печатать, а! Даже забыли написать, почем номинал! — Макс швырнул пачку вверх.
В воздухе снова закружились листочки, словно опадающие осенние листья.
Киселевич удивленно смотрел на листочки, кружащиеся в воздухе и медленно оседающие на заплеванный пол. Он-то был уверен, что вез в кейсе баксы, самые настоящие доллары, выданные ему в банке и проверенные на индикаторе. А теперь выходит, что кто-то подменил ему эти доллары на разрезанную газету. Или это не газета, а что-то другое?
Жорик схватил его за грудки, приподнял над полом. Директор задрал подбородок, в который упирались кулаки здоровяка.
— Ты за кого нас принимаешь? — спросил здоровяк. — За лохов?
— Да… — кивнул Киселевич. — То есть нет… Ничего не понимаю…
Жорик выпустил его, увидев, какие вращательные движения делали глаза директора. А они у него не только смотрели в разные стороны, но ещё и вращались в разных направлениях. Отпущенный на свободу, он осел на пол, подобрал несколько листочков и принялся их внимательно разглядывать. Видно, они ему о чем-то напоминали.
— Формулы какие-то… графики… уравнения… — бормотал Киселевич себе под нос. Но вдруг лицо его озарилось потрясающей догадкой. Словно, он только что открыл важный физический закон, которого ещё не знала наука. — Это же математика! Вы понимаете, это же высшая математика!
Он так громко захохотал, что рэкетиры стали сомневаться в его душевном самочувствии. Может быть, директор, будучи в состоянии умопомешательства, нарезал сам себе листочков и теперь выдает их за доллары? Может быть, это обычная долларовая мания напала на человека, и он хочет во что бы то ни стало ощущать себя миллионером.