Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
Они еще долго говорили о том, о сем, и потом Загипа спросила:
— Говорят, приехал Асет?
— Приехал голубчик, приехал. Намаялся в дороге, всю ночь ехал поездом. Я уложила его отдыхать.
— Хотелось бы взглянуть на него. Какой он теперь? Поди, уж лет двенадцать прошло, как я его не видела. В детстве-то, тетя Кульшар, мы бегали вместе. А то и на конях наперегонки.
— Подожди немножко. Он скоро, наверное, встанет.
«Ну да, это же Загипа! Та самая маленькая Загипа! В самом деле, мы не виделись лет двенадцать. Так и есть, после восьмого класса», — сказал себе Асет.
В
А помнит ли Загипа, как они ездили однажды в школу? Что касается его, когда он думает о детстве, в его памяти непременно всплывает этот случай, и у него возникает ощущение трогательной чистоты.
Помнится, они заканчивали учебу в шестом классе и вместе ездили на экзамены. В тот раз их семьи расположились по ту сторону горы Ешкиольмес, у самого подножия, и он, и Загипа поутру выезжали в аул. В этот памятный день с ночи сеял мелкий дождь, унялся он только к полудню. На смену ему опустился такой густой туман, что, казалось, плечи ощущали его тяжесть. Высокая горная трава набухла от влаги: она только и ждала неосторожного путешественника, чтобы вымочить от пят до головы.
Отец им выделил крупного гнедка, известного особо спокойным нравом. Загипа устроилась в седле, Асет подстелил себе стеганое одеяло и сел за ее спиной. Гнедок послушно зашагал по извилистой, скользкой после дождя троне, ведущей через вершину перевала в родной аул. Он был опытным конем и не раз, не два переносил на себе груз и людей по самым рискованным тропам. И сейчас он взбирался по раскисшему подъему с ловкостью кошки.
Тропа попетляла по мокрому кустарнику и поползла вверх до того круто, что Асет, опасаясь свалиться со спины гнедка, крепко уцепился за талию Загипы.
— Ой-ей-ей, щекотно, — запищала Загипа, вырываясь, — убери сейчас же руки, отпусти!
— Но тогда я свалюсь с лошади, — возмутился он.
— Мне-то какое дело! Только не держись за меня. Ну, тебе говорят!
Гнедок уже пробился сквозь туман и вынес их на вершину перевала под голубое небо, ясное, точно промытое дождем. Низко над горизонтом висело ослепительно-багровое солнце, похожее на огромную ракету, уходящую к неведомым звездам. Никогда потом Асет не видел такого неба и такого солнца, как в тот памятный день, когда ехал на экзамены в школу, сидя на стеганом одеяле позади Загипы.
— Асет, ты только посмотри, как здорово! Правда, здорово, правда?! — закричала Загипа.
Под ними волнами бродил туман. Местами он лежал неподвижно, будто распушенная шерсть. То белосерый, то темный и алый там, где его окрасило в свой цвете солнце.
— Нет, ты только взгляни, Асет! Ну посмотри же! Эй, горы! — кричала Загипа, и скалы, разделив ее восхищение, откликнулись эхом.
А он молчал, потрясенный зрелищем, даже забыл, что до сих пор его пальцы лежат на талии девочки. И Загипа первая вспомнила об этом.
— Ой, щекотно! Ну сколько раз тебе говорить? Ты что? Глухой?
А он в восторге прижал к себе Загипу, потому что в самом деле все было здорово: и небо, и туман, колышущийся внизу, и Загипа.
— Ой-ей-ей! — заверещала девочка и покатилась с лошади в густую траву, он скатился вместе с ней, и над ними поднялись сверкающие брызги.
Они хохотали, катались по траве, тузили друг дружку, а гнедой стоял в сторонке, смотрел на них большим красноватым глазом и никак не мог понять своим лошадиным умом, что это происходит с людьми.
И только когда солнце зашло, они спохватились, заметили, что уже потянуло вечерней прохладой, что они оба промокли насквозь и что вообще уже поздно. Они поднялись на ноги, растрепанные, немного уставшие.
— Ой, поехали, Асет! Скоро появятся джинны, шайтаны, — всполошилась Загипа.
Асет поправил наскоро потник, седло и свое одеяло, помог девочке взобраться на гнедого, потом подвел его к выступу скалы и взгромоздился сам.
— Асет, ты только взгляни, сколько вокруг острых камней. Только подумай: мы же могли разбиться, — сказала притихшая Загипа.
Асет погнал гнедого мелкой иноходью. Тропа побежала, виляя между камнями, вниз, в сгущающиеся сумерки. По пути мелькали развалины заброшенных зимовок, их вид внушал какой-то суеверный страх.
— Асет, ты только подумай, когда-то здесь жили люди и ничего не боялись, — прошептала Загипа.
А он, совсем оробев в сумерках, крепко обнял Загипу. На этот раз девочка тоже приникла к нему. Он слышал, как гулко и быстро стучит ее маленькое сердце, и колотил гнедого пятками по выпуклым бокам. Тот, будто поняв их состояние, затрусил побойчей.
В аул они приехали поздно вечером, вымокшие, разбитые. Сестра Кульшар переодела их в одежонку своих детей, поставила перед ними лапшу, к которой они почти не притронулись, и уложила спать рядышком в переднем углу комнаты.
Он проснулся первым и тут же подумал о предстоящем экзамене, о том, что нужно еще полистать учебник. В комнате было уже светло. Он шевельнулся, и сейчас же что-то приятно щекочущее коснулось его шеи. Он осторожно повернулся и увидел, что это коса спящей Загипы. Конец косы расплелся, пушистая кисточка слегка касалась его щеки. От ее волос исходил прохладный, чуточку кисловатый запах айрана.
Асет прикрыл глаза и, прикидываясь спящим, осторожно приблизил свою голову к голове Загипы, еще раз вдохнул запах ее волос.
Потом он приподнялся на локтях, долго смотрел на сладко спящую девочку. Ему очень хотелось притронуться губами к ее теплой щеке, но он не осмелился и только поцеловал кончик косы.
Когда они перешли в восьмой класс, родители Загипы поселили ее у одинокой вдовы. А весной к вдове приехал племянник и надолго задержался в гостях. Что и говорить, это был видный парень. Он только вернулся из армии, нахватался всякого в больших городах, и они, одноклассники Загипы, конечно, не шли с ним ни в какое сравнение. С появлением этого парня Загипа стала меняться у всех на глазах. И потом, когда тот уехал, Загипу уже было не узнать. Раньше лезла во все школьные проказы: если какая свалка на перемене, значит, там и Загипа. А сейчас ее и не вытащишь в коридор. Сидит за партой, мечтательно смотрит в окно. И внешне она изменилась: пополнела, стала такой красавицей, что можно смотреть на нее целый урок и все равно не наглядишься.