Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
Асет был вынужден признать, что она похорошела. Он попробовал пробудить в себе давнишнее презрение к Саулетай, но из этого ничего не вышло. Его взгляд невольно потянулся за ней, а в душе творилось что-то странное: тут было и восхищение, и укор, и жажда мести, и страсть. И все это венчало сожаление о безвозвратно ушедшем прошлом.
Он знал из писем сестры, что после его отъезда Саулетай вышла замуж и родила двоих детей. Потом муж ее упал с коня и разбился насмерть, а она, повдовев около года, вышла замуж вторично. Но и тут ей не повезло:
Дом хозяина заняли почетные гости: те, кто приехал на свадьбу из районного центра, руководство колхоза и сваты. Остальных гостей разместили по соседним домам. В один — стариков, старух и тех односельчан, что дожили до зрелого возраста, но еще не заслужили особого почета, а самый крайний дом отдали молодежи — пусть, мол, шумят себе на отшибе.
Асет был среди почетных гостей. Поначалу он, как и все, пил, смеялся, а потом заскучал, загрустил. Такое с ним часто случалось за пиршественным столом. Вдруг ни того ни с сего приходило в голову, что вот он сидит беспечно, а где-то стороной проходит самое главное для него.
Вот и сейчас он вспомнил проводницу и опять пожалел, что сошел с поезда. Он почти ощущал уютное покачивание вагона, обиженный голос девушки. Ему показалось, что и остальные гости тоже только притворяются, будто им весело, а на самом деле, как и он, думают, беспокоятся каждый о своем сокровенном.
Он попытался утешить себя тем, что скоро гулянье утихнет и гости разойдутся спать, но когда взглянул на часы, то, к своему немалому удивлению и расстройству, обнаружил, что минуло всего лишь два часа и свадебному пиру еще нет конца и края.
И, как всегда в подобных случаях, у него сразу же заболела голова, он потрогал лоб и откинулся на спинку стула.
Сестра была занята гостями, вместе с помогавшими ей женщинами подавала на стол то одно, то другое и все же в этих хлопотах умудрялась следить за каждым его движением. Вот и теперь она наклонилась над ним и шепотом спросила:
— Родненький, что с тобой?
— Ничего, все в порядке, — сказал он, стараясь ее успокоить: мало ли ей и без него забот.
— Может, пойдешь к молодежи?
— Не волнуйся, мне весело и здесь.
А сам подумал: «Наверное, у них то же самое».
— Идем, я тебя провожу.
Она почти силой вытащила его из-за стола.
Дом, отданный молодежи, гремел, подрагивая от топота, гудел, как улей.
В передней он наткнулся на пьяного Куракбая. Друг детства еле стоял на ногах и препирался с молодыми женщинами, которые пытались его утихомирить. Увидев Асета, Куракбай пьяно засмеялся, раскрыл объятия.
— Асет, дружище! Самой сладкой водки тебе! Почему ты не с нами? Зачем тебе начальство? Да плюнь ты на него, иди к нам гулять! — заорал друг детства и по-свойски ударил Асета по плечу.
Асет было поежился, но Куракбай поднял указательный палец и заявил заплетающимся языком:
— Ты наша гордость. И точка! Пойдем к нам!
Он ухватил Асета за локоть, и Асет вошел в гостиную, таща на себе Куракбая, иначе бы тот упал.
Его появление встретили восторженным гвалтом. Со всех сторон протянулись руки:
— Асет, присаживайся к нам!
— Нет, нет, иди к нам, Асет!
У него зарябило в глазах: он вертел головой, не зная, как поступить. Признаться, он был польщен таким вниманием.
Порядок навел высокий парень с франтоватыми усиками. И по тому, как все затихли, едва этот парень открыл рот, Асет догадался, что слово взял тамада.
— Ти-хо! — гаркнул тамада. — Пусть наш дорогой гость займет место рядом с женихом и невестой!
Молодые застеснялись и стоя ждали, пока Асет сядет рядом. Еще долго невеста, его племянница, застенчиво прикрывала лицо рукавом, а жених улыбался смущенно.
Только Асет коснулся стула, как началось:
— Асету штрафную!
— Эй, налейте ему полный стакан!
Асет шутливо зажал уши, а сам подумал, что еще там, в доме сестры, выпил уже предостаточно, что ему, пожалуй, на сегодня хватит. «Вот посижу чуточку, а когда они успокоятся, улизну незаметно», — утешил он себя.
— Пусть Асет скажет тост! — услышал он.
— Асет, скажи что-нибудь!
«Что я им скажу? Самые лучшие пожелания уже, разумеется, сказаны за этим столом».
И все-таки он поднялся и произнес какие-то слова о любви, о молодости. Складно ли у него получилось, он не понял и сам. Сидевшие за столом закричали, захлопали, но они бы все равно кричали и хлопали, что им сейчас ни скажи…
— Товарищи, тишина! — подал голос тамада, поднимаясь.
Он снял галстук, подвернул рукава белой рубашки — что и говорить, парень трудился добросовестно, в поте лица, которое уже стало от выпитого и духоты совсем малиновым.
— А ну-ка, споем Асету поздравительную! Раз!.. Два!.. Три! — скомандовал тамада и начал дирижировать. И над столом зазвучал дружный хор:
Пусть будет счастлива сестренка твоя!
От всей души мы рады тебе, Асет…
Эту песенку, видать, они сочинили сами в его честь и разучили заранее. Куплеты, полные почтения к его особе, перемешались с шуточными, и безобидные шутки удваивали веселье.
«Молодцы, молодцы!»- похвалил Асет мысленно.
Он исподтишка вглядывался в их лица. С некоторыми из пирующих он когда-то бегал по улице, потом ходил в школу. Других, что помоложе, он едва помнил, а кое-кого, может, и не знал вовсе.
«Молодцы, молодцы!»- повторил он. И все же ему было скучно среди этих людей. Казалось, что они чересчур просты, наивны, что всегда можно по их лицам прочесть все, что есть на душе у любого из них. Терзания ума им неведомы. Среди этих людей он начал путь в огромный сложный мир — даже не верится…