Запах полыни
Шрифт:
Сауле грустно улыбнулась: эта пожилая женщина когда-то показалась забитой и несчастной. Ей хотелось помочь, она выглядела жалкой, беззащитной, слабой. Выходит, Сауле совершенно не разбирается в людях.
Сейчас баба Нина напоминала Сауле щуку. Злую, острозубую, с холодным бесстрастным взглядом. Ненавидящую всех и вся. И жадную, ох какую жадную…
Жаль, что Сауле приходится с именно ней работать. Больше никто не торговал на рынке разделочными досками.
Сауле до сих пор не понимала, какое затмение
Причем свои рисунки на «прилавке» Сауле ни разу не видела. По словам бабы Нины, они уходили мгновенно, едва выставлялись. Сауле ужасно хотелось посмотреть, как реагируют покупатели на «букеты», но…
Расписанные доски старуха всегда забирала домой, ее муж покрывал рисунок лаком. Аллергия не позволяла Сауле ни сделать это самой, ни использовать в работе масляные краски. Иначе бы уже знала, кого привлекают ее цветы. И какие именно покупателям больше нравятся — простенькие полевые, пышные садовые или экзотичные тепличные — орхидеи, скажем…
«Зря загадала — получу деньги, сразу же куплю Китенышу велосипед, — огорченно подумала Сауле. — И зря заранее шестьсот рублей отложила, велосипед как раз тысячу с небольшим стоит. Не загадала бы, не сглазила…»
Велосипед хотелось купить сыну давно. Сауле уже приглядела подходящий: ярко-красный, с цветными кольцами на рамах, двухколесный, ладный. Широченные мягкие шины, высота сиденья регулируется, высота руля тоже, продавец уверял — лет до двенадцати ребенок пользоваться будет, а то и дольше.
Она знала, Китеныш и не мечтал о таком велосипеде, не сомневался — нет денег. Изредка катался во дворе на чужих — приятели разрешали — и радостно сигналил, привлекая внимание матери, читающей на скамейке: посмотри, как я умею!
«Сейчас самое время для велосипеда. — Сауле оглянулась на небольшой магазин, детские велосипеды яркими праздничными колоннами выстроились прямо у крыльца. — Уже тепло, а впереди лето…»
Думая о своем, Сауле испуганно вздрогнула: кто-то коснулся ее ладони.
Она обернулась: рядом шла маленькая воровка. Девочка по-прежнему прижимала к груди украденную булочку, не откусив от нее ни кусочка.
Ребенок выглядел настоящим беспризорником.
Давно не мытые светлые волосы стянуты в куцые хвостики цветными резинками. Голая шейка жалко тянется из широкого ворота. Разбитые кроссовки явственно хлюпают, длинные штанины лежат на них небрежными складками. Голубая курточка коротковата, кисти рук тощие, посиневшие от холода.
Горло перехватило от жалости, Сауле раскашлялась. Малышка неожиданно басовито — а ведь худышка, в чем только душа держится! — посоветовала:
— Придешь
— Какой? — просипела Сауле, лишь бы что-то сказать.
— Злой, — бросила на нее серьезный взгляд малышка. — Мамка неделю болела, дома лежала. Горела вся! — Помолчав, вздохнула. — Зато не пила. Дома денег нет, а пойти куда — сил нет. А я дверь закрыла, никого не пускала, хоть и рвались…
— Кто? — неосторожно спросила Сауле.
— Собутыльники, кто ж еще? — сурово ответила девочка.
Сауле снова закашляла. Девочка шла рядом как привязанная. Или ей по пути?
— Ты… булочку маме несешь? — почему-то шепотом поинтересовалась Сауле.
— Вот еще! — возмутилась новая знакомая.
— Почему тогда не ешь?
— Я с Кешей поделюсь, вместе съедим, — сухо сообщила малышка. И смущенно буркнула: — А то если сейчас кусну, могу и не остановиться…
Сауле судорожно сглотнула, ее вдруг затошнило. Девочка невозмутимо пояснила:
— Я знаешь какая жадина, как до хлебушка доходит? — и задумчиво протянула: — Или это у меня вкус во рту такой, неправильный?
Сауле прошла свою остановку, почему-то не могла оставить малышку одну. Легко коснулась пальцами впалой щечки — сердце болезненно сжалось — одна кожа! — и спросила:
— Кеша — это твой брат?
Девочка засмеялась:
— Собака!
Сауле не поверила собственным ушам:
— Ты несешь булочку собаке?
— Ага, Кеше. У меня кроме него никого нет.
— А… мама?
— Она есть. Только мамка три дня как в загул ушла, — спокойно сказала девочка. — Мы с Кешей вдвоем на хозяйстве.
— Вдвоем? — растерянно пробормотала Сауле. — А как же…
— И хорошо! — перебила малышка. — А то мамка, как выпьет, себя не сознает. Дерется больно и Кешу гонит, убить грозится…
Сауле молчала. Собственные проблемы казались мелкими и не стоящими внимания. Она не знала, как помочь девочке.
— Я чего к тебе подошла? — Малышка снова коснулась ее руки. — Чтоб знала: я не воровка.
Сауле изумленно заметила, что девочка покраснела. У нее даже уши запылали сквозь слой грязи, почти прозрачные на солнце, забавно оттопыренные.
— Просто есть захотелось сильно-сильно, и Кеша голодный, — виновато забормотала малышка. — А у нее, у этой бабки, в сумке еще такие булки есть, много, и ненадкусанные, я видела. Думала — и не заметит, если одну возьму…
— Вообще-то это все равно воровство, — грустно сказала Сауле. — Если бы ты попросила…
— Нет.
— Что — нет?
— Просить не стану.
Сауле не нашлась что сказать. Если честно, она сама не верила, что баба Нина отдала бы маленькой оборванке злополучную булочку, даже встань та на колени.