Запах серы
Шрифт:
Как же привольно стало в грохочущем кратере после отъезда этой никчемной публики! Я до сих пор не уверен, что Билл понял, какая аллергия была у нас к его стаду. Десять дней спустя я мельком видел его в Гоме. Он улыбался, и по его виду никак нельзя было сказать, что он помнит о моих «извержениях», в частности после того, как камень, который столкнул один из его дурацких клиентов, рассек Вьюжару кожу на голове. Бедняга отправился в Гому, где ему наложили с десяток швов; вернулся он с настоящим тюрбаном из марли и бинтов.
Принять вызов
К концу первой половины нашего пребывания в кратере я вдруг осознал, что озеро выходит из
Надежда достичь дна кратера вновь затеплилась в душе. Увы, никто из моих спутников не поддержал меня, а некоторые прямо заявляли, что смысла в этой затее нет, так как результаты проведенной за короткий срок и малыми силами работы особой ценности не представят. Окончательного решения мы не приняли и продолжили свои усилия на платформе.
Наблюдая за разливами, я пытался уловить в них какую-нибудь закономерность. Ничего не выходило. Соответствия с морскими приливами и отливами не наблюдалось. Ответ на загадку надо было искать в чреве земного шара. В итоге я принял предложенное вулканом пари на следующих условиях: если обычный подземный ритм сохранится в течение еще одного дня, мы рискнем спуститься на следующий день перед полуднем, дабы испытать кратер в течение еще одного полупериода спокойствия.
В ту ночь мы насчитали с полдюжины разливов. Они смотрелись неодинаково с разных точек края колодца. Самое внушительное зрелище открывалось с юго-востока. Я никогда еще не видел такого стремительного потока лавы. Он выкатывался из небольшого озера на крутой склон, спускавшийся к фундаменту, подобному замку, — на фоне ослепительной лавы мы видели лишь его черный силуэт. Это был огромный кусок скалы, отвалившийся от нашей террасы. За крепостью несущийся со скоростью километров пятьдесят в час поток исчезал в таинственной бездне, разглядеть которую хотя бы краешком глаза нам так и не удалось.
Встав на заре, я нашел вулкан в его привычном состоянии. Оба наполненных расплавленной породой пруда кипели и плескались, а жерла между ними с ревом извергали газы и прозрачное пламя. День ушел на подъем аппаратуры, образцов и уже ненужной части лагерного инвентаря. Ночью, как обычно, продолжилась феерическая игра вулканических сил.
Назавтра утром все вновь было спокойно. Итак, если ничего не случится до полудня, мы предпримем попытку. По радиотелефону я попросил Бише предупредить тех, кого это могло заинтересовать. От него я узнал, что Зеттвог и Вавассёр ушли с вулкана. Позже, уже в Париже, Вава сказал мне, что они почувствовали себя безмерно уставшими и грязными; с Ньирагонго они направились к Альет де Мунк и до полуночи отмывались в озере Киву. «Это было божественно…», — вспоминал Вава.
Как по заказу, впервые за 10 дней жизни на Ньирагонго погода выдалась великолепная. Крышей нашего замкнутого цилиндрического мирка был кружок ясного неба, а солнце с восьми утра купало нас в своих забытых было теплых лучах. Озеро мирно проспало до полудня. Итак, условия были соблюдены, и можно было приступать к делу. Веревкой с грузом мы измерили высоту последней стенки — около 50 метров. Установили гибкую металлическую лестницу. Риск разлива озера был незначителен, да и достаточно было проявить минимум хладнокровия, чтобы ничего страшного в этом случае не произошло. Куда опаснее был ыступ из сильно расслоенной породы метрах в двадцати под губой. Трение лестницы об этот выступ могло вызвать камнепад. Прежде всего требовалось устранить эту опасность. Собираясь затем продолжить спуск, я натянул теплоизолирующий комбинезон, надел защитный шлем, перчатки из толстой кожи и прицепил к поясу геологический молоток. Лоран Бише хорошенько застегнул страхующую веревку, приладил респиратор, закрывавший мне все лицо, проверил подачу воздуха и повесил на пояс батарею питания вентилятора. Готово!
…Выступ, естественно, был весь изъеден парами фумарол. Вне всякого сомнения, озеро довольно долго простояло на этом уровне. Я заработал ногами и молотком. Это оказалось легче, чем я ожидал: порода была уже предварительно обработана лавой и газами. Я вспотел в своем комбинезоне, но минут за пять — десять большая часть камней была сброшена. И тут прекратилась подача воздуха. Задыхаться всегда не очень приятно, но тем более когда висишь на узкой лестнице над бездной. Втягивая в себя воздух из последних сил, я сумел не потерять сознания. Таких усилий для дыхания я еще никогда не прилагал, даже на финише самых выматывающих забегов.
Как полагается, я сделал рукой знак «подъем». Но мои напарники не допускали мысли, что я могу оказаться в затруднении на этом участке, и решили, что я хочу продолжить спуск, — вместо того чтобы натянуться, веревка провисла. Стало ясно, что, выпусти я лестницу, они не смогут из-за этого провиса удержать меня. Прошли бесконечные секунды, прежде чем меня поняли. Я вылез из пропасти совершенно взмыленный. Причина неполадки была быстро найдена. Я мог устранить ее простым щелчком: локтем или молотком я задел выключатель батареи… Стоит ли говорить, что в дальнейшем переключатель закрепляли в нужном положении клейкой лентой.
Мне требовалась передышка, и следующим пошел Мишель Воше. Минут через пятнадцать, он был внизу и, не снимая веревки, убедился, что непродолжительная работа вполне возможна. По правде говоря, в тот день можно было бы осуществить гораздо более полную и смелую программу исследований, но нам уже не хватало для этого ни уверенности в себе, ни сил.
Легерн, ответственный за отбор газов, и Курт Штауффер должны были вместе заполнить две-три ампулы на ближайшем жерле, шагах в двадцати справа. Выбор был не очень удачен, поскольку жерло не только выдыхало газы, но и втягивало в себя воздух. Другими словами, хотя температура эманации была достаточно высока, атмосферный кислород неизбежно менял их начальный состав. Однако выбора у нас не было: Большой ревун находился не только в 3 раза дальше, но и с левой стороны, то есть ближе к грозившему разливами озеру.
Курт быстренько приготовился и минут за десять добрался до дна. Зато Фанфан Легерн вдруг заартачился. За 4 года такое с ним случалось впервые. Потом-то я понял, что его колебания объяснялись физической и нервной усталостью и, возможно, малярией. Но в тот момент мне это не пришло в голову.
— Послушай, — сказал я ему, — не ты, так другой. Здесь смелых парней хватает. Они только и мечтают об этом. Но работа с газами — твое дело.
Когда я намекнул, что считаю его трусом, Фанфан согласился. Имел ли я право настаивать? Пожалуй, да. Скажи он мне: «Я совсем без сил. Лучше послать другого», и я бы не возражал.
Теперь, когда на дне колодца были люди, оно выглядело совсем иначе. Затерявшиеся среди черных скал и языков пламени серебристые человечки давали представление о размерах этого циклопического хаоса и складках его рельефа, почти неразличимых сверху.
Глядя на двух своих товарищей, мы поняли, что лишь безрассудный страх помешал нам провести полную программу исследований эруптивных жерл и лавовых озер. Сейчас уже было поздно этим заниматься, зато мы получили хороший урок. Нужную информацию мы будем иметь при следующем случае. Только вот случаи эти так редки…