Запах «Шипра». Сочинский вариант
Шрифт:
Но перчаток в плаще тоже не было.
На полу под вешалкой стояли большие грубые ботинки — туристские — и коричневые туфли. Но что могло остаться на ботинках, когда хозяин добирался в них до дома через весь город, из Дзержинского района в Кировский, да еще когда на улице шел дождь?
Я вернулась в комнату и присела за стол.
Башков вышел из кухни.
— Скоро будет кофе. Потанцуем пока, Евгения Сергеевна.
Он опять завел тот же медленный фокстрот.
Вот на этот раз мне уже пришлось защищаться. Он был очень сильный, а я старалась действовать деликатно, грубить не хотелось, но и не хотелось дать себя в обиду.
Наконец, он все же меня отпустил. Я поправила волосы и молча уселась в кресло.
— Простите меня, Евгения Сергеевна… Но вы такая милая и желанная женщина. Конечно, я не пара вам, понимаю. Я гожусь вам в отцы. Но что могу поделать, я уже люблю вас…
— Будет вам…
— Вы обиделись на меня?
— Там кофе, наверное, уже готов.
— Ах, да… кофе, кофе…
Он опять отправился на кухню.
Я опять осталась одна со своими нелегкими мыслями и сомнениями.
Плохи твои дела, товарищ инспектор ОБХСС! Нет у тебя никаких вещественных доказательств. Одни подозрения. Чем ты их можешь подтвердить? Даже для санкции на производство обыска повода нет.
Есть только убежденность.
Но что толку от моей убежденности? Ее не положишь на стол следователю как вещественное доказательство.
Башков может спать спокойно.
Он и спит спокойно. Его не мучают опасения и тревоги, что он будет разоблачен. Он может приглашать женщин, чтобы разделить с ними «тоску мужского одиночества». Может тратить наворованные деньги, за которые пока тоже не несет ответа. А Вали Бессоновой нет…
Только я одна держу в руках тоненькую ниточку, которая может оборваться в любой момент.
Но Валюши нет в живых, и я не хочу уйти отсюда просто так.
Он спокоен только потому, что поверил уже в свою безнаказанность. Уверен, что из квартиры Бессоновой к нему не протянется след.
Он не знает, что осталась одна улика.
Я сама.
Он забыл про эту улику. Я ему напомню про нее…
Я взяла из вазы апельсин и начала его очищать. Вздохнула поглубже, как перед прыжком в воду.
Настоящая дуэль начнется только сейчас.
…я разрушу Твой сладкий мир, глупец, и яду подолью!…— А вот и наш кофе! Перед кофе по рюмочке, Евгения Сергеевна!
4
Он сидел передо мной, опершись локтями о стол, такой нежный и внимательный. Мирный, домашний, пьяненький. Совсем не страшный. Видно было, что никакие тревоги или переживания не беспокоят его сейчас… А может быть… может быть, он и на самом деле не виноват? Может, все мои подозрения — нелепое совпадение случайностей… встреча на лестнице… ключик… Интуиция?…
Я допила свой кофе. На дне фарфоровой чашки остался осадок — кофейная гуща.
Как это раньше ворожили на кофейной гуще?
— Вы меня совсем не слушаете, Евгения Сергеевна. Наверное, уже утомил вас своими разговорами.
— Голова что-то шумит.
— Вам, наверное, скучно со мной?
— Что вы, совсем нет.
Это была правда, уж что-что, а скучно с ним мне не было.
— Я все болтаю и болтаю, а вы молчите, Евгения Сергеевна. Что-то вы задумчивая сегодня. Расстроены чем-то?
— Вспомнилась одна история.
— Вот и расскажите.
— Страшная.
— Люблю страшные истории.
— Боюсь вам настроение испортить.
— Будет вам, Евгения Сергеевна. Я человек с крепкими нервами.
Он взял из вазы апельсин и одним движением большого пальца вспорол его оранжевую кожуру. Я смотрела на его руки. Мне было трудно смотреть ему в лицо.
— Подруга у меня была. Милая, хорошая девушка. Тоже работала в торговой сети. Вот только недавно мы поминали ее. Она работала кладовщиком на Главном складе Торга. У Аллаховой. Слыхали, может быть?
Его пальцы замедлили движение.
— Аллахова, говорите?… Что-то слыхал, кажется. Знаете, не работаю там давно, забывается как-то.
— Вот у нее и работала моя подруга. Жила она в однокомнатной квартире по улице Гоголя. Собралась выйти замуж. А тут однажды не вышла на работу. Начали ее искать, стучаться к ней в квартиру. Потом взломали дверь…
— Знаю, — даже обрадовался он. — Читал в «Вечерке». Отравилась газом. Так она была ваша подруга?
— Была.
— Печальная история. Что поделать, Евгения Сергеевна. Такие несчастные случаи у нас еще встречаются…
Он отделил одну дольку апельсина и начал очищать ее от волокон.
— Мне кажется, это был не несчастный случай, — сказала я.
— А что же?
— Это было убийство.
Он уже очистил дольку апельсина и хотел отправить ее в рот, но положил на скатерть. Это могло быть простым непроизвольным движением заинтересованного слушателя. Ничего не скажу — нервы у него на самом деле были крепкие.
Я подняла на него глаза.
Я постаралась, чтобы в них не было даже намека на угрозу. Мне, кажется, это удалось. А может быть, и нет. Но он встретил мой взгляд спокойно. Правда, он уже не улыбался. Но улыбаться и на самом деле было нечему.
И тем не менее какое-то внутреннее ощущение говорило мне, что я попала в цель.
— Почему вы так думаете? — спросил он.
— Сама не знаю — почему. Дело в том, что это я привела ее домой с вечеринки у Аллаховой. Пьяную.
— Вы?
Голос его прозвучал чересчур громко, и вопросительная интонация показалась слишком резкой. Хотя опять же это могло мне почудиться. Рука моя лежала на столе, наручные часы показывали половину одиннадцатого. В одиннадцать должно приехать такси… Пока не нужно ускорять события.