Запах смерти
Шрифт:
Часов в одиннадцать, когда мы с Виктором сели за стол, заявилась Валентина. Ей с отгулами было намного сложнее, чем нам. «Завуч» и его коллеги даже подозревать не должны были о нашем существовании. Красавица принесла с собой море грязи, потому что на улице «все потекло»; долго убирала ею же натоптанные следы…
Однажды, удивляясь неистощимости ее похоти, я попытался узнать у Валентины, есть ли предел ее жажде секса. На это она мне ответила встречным вопросом: есть ли предел Жажде Запаха у Жаждущего? В первый момент мне показалось странным, что она связала эти два понятия – но почти сразу же параллель насилия и секса, которую психологи рассматривали со времен
Как мы готовились к ритуалу?
Мы начали серьезно готовиться часов в девять вечера, чтобы начать ровно в полночь. Пересмена дат. В этом часе сокрыт мистический смысл – злая сила, сродни силе Древних.
Пока Валентина брила голову Жаждущего (необходимо было втереть в кожу его черепа несколько мазей, а делать это, путаясь в гуще волос, было неудобно), мы с Викторианом подготовили место. Сдвинули в сторону письменный стол, перенесли на каменный пол одеяла с кровати, разложили подушки. Викториан очень боялся, что Жаждущий и Валентина станут метаться, мы не сможем их удержать, и они свалятся с кровати и очнутся раньше, чем Валентина исполнит задуманное.
Следующим этапом подготовки стало втирание мазей. Жаждущий разделся, лег на спину, и Викториан вместе с Валентиной начал натирать его тело мазями. Волшебные мази оказались столь пахучи, что даже у меня – человека привыкшего к запахам колдовства – закружилась голова. Мне пришлось несколько раз приложиться к кофе, чтобы прочистить голову и не погрузиться в подступающую негу.
После растираний, уложив рядом Жаждущего и Валентину, Викториан стал покрывать их тела какими-то письменами. Он делал это с помощью кисточки.
От краски, которую он использовал, как и от мазей, исходил такой нестерпимый запах, что я вынужден был ретироваться в дальний угол помещения и оттуда наблюдать за дальнейшими приготовлениями.
Мне было удивительно, что краска, которой Викториан рисовал замысловатые значки – то ли руны, то ли иероглифы, – несмотря на свой ярко-красный цвет, почти не оставляла следов на коже. Едва заметные бледно-желтые полоски. Но Викториан упорно продолжал свое дело, пока Жаждущий и Валентина не оказались разрисованными с ног до головы. После он дал Жаждущему пожевать какой-то сухой травки и попросил обоих лечь на спину. Заставил их расслабиться, закрыть глаза, попробовать заснуть. Но оба подопытных были слишком возбуждены, чтобы думать о сне.
Колдун нырнул в свою кладовку и вскоре появился оттуда, неся первые из множества банок с заготовленными нами отварами.
Викториан приготовил себе место в ногах подопытных и стал носить туда баночки, расставляя их полукругом; раскладывать колдовские книги так, чтобы в нужный момент все оказалось под рукой. Я, несмотря на возраст, исполнял роль ученика Колдуна, помогал ему. Ожидание последних дней и бесконечные приступы у Жаждущего вымотали меня. И теперь, когда «ритуал экзорцизма» должен был начаться, я чувствовал себя как человек, которому предстоит совершить долгое путешествие; человек, который приготовился к этому путешествию, купил билет, собрал вещи и не знает, как убить оставшееся время – ведь до отъезда еще дня три. Кто-то из классиков литературы назвал такое состояние «мукой ожидания».
Но вот все было приготовлено. Викториан еще раз проверил ингредиенты и оборудование. Полночь приближалась. Наконец-то минутная стрелка часов застыла на девятке. Викториан открыл книгу с первым заклятием и замер в ожидании первого удара часов. Отбрасывая неровные тени,
Мне хотелось бы сказать пару слов в свое оправдание. Почему мы помогали Жаждущему? Убийства людей не являлись для нас ничем из ряда вон выходящим, но и особой доблести в них тоже не было. Обычное рядовое событие. То же, что человек отступил, не желая повиноваться Пути Искусства… Вот что манило нас. Его желание избавиться от Жажды Запаха выглядело для нас особым извращением.
Своеобразный парадокс, не так ли?
Наша извращенность оказалась столь глубокой, что мы, будучи людьми Искусства, и там искали извращенность (или то, что назвали бы Извращенностью другие Посвященные). Улавливаете мою мысль? Своеобразное восприятие реальности.
А Жаждущий?
Почему он хотел вырваться из объятий Искусства? Любовь? Сомневаюсь, что даже воспетой людьми любви удастся когда-либо совершить такой подвиг. К тому же, мог ли Жаждущий любить? Мужчина, получавший высшее наслаждение, когда процесс семяизвержения сопутствовал процессу Смерти? Человек, который любил мух? Ступивший на путь Искусства не сойдет с него. Это негласный закон.
Но Жаждущий пытался нарушить его. В чем же дело?
После того, как трагедия Жаждущего завершилась, я, гуляя вдоль залива, часто думал о том, что же все-таки заставило его поплыть против течения?
Путь Искусства долог, труден. Не важно, сколькими заклятиями и колдовскими книгами ты владеешь. Твоя душа должна пройти определенный путь. Искусство должно развиться внутри тебя. И оно должно развиваться гармонично. Погружение в Искусство происходит в соответствии с развитием частицы Искусства внутри человека. А Жаждущий, найдя в Запахе своего рода наркотик, рвался вперед. Ростки Искусства по-прежнему оставались в нем в зачаточном состоянии. Если я и Валентина шли по пути Искусства замедленно, не обладали особой магией, как Викториан, но в то же время и не рвались вперед в поисках Смерти, то Жаждущий сломя голову несся вперед. Меня останавливало то человеческое, что еще осталось во мне, Валентину – служба; недвусмысленное замечание «завуча» относительно случайных смертей. Жаждущего не останавливало ничего. Не обладая колдовскими навыками, он с напором несся вперед, сметая на своем пути все преграды. Что досталось ему от Искусства? Мухи, Запах Смерти? И, естественно, дойдя до определенной черты, он изменил Искусству, как в свое время изменил человечеству.
Любил ли он Светлану?
Не знаю.
Она же, если и любила его, то не так сильно, как он себе представлял.
И все же мы помогали ему.
Если говорить по совести, мы должны были ему отказать. Точнее, Викториан. Он должен был передать всех нас в руки Древних. Уговорить совершить Паломничество. Но он поступил по-другому…
Лениво курились благовонья. Мне казалось, что дым застыл в воздухе томными струйками. Время остановилось.
Передо мной лежали обнаженные Валентина и Жаждущий. Глядя на них, я невольно загляделся на округлые, манящие груди Валентины. Интересно, если бы она не пошла Путем Искусства, выглядело бы ее тело таким соблазнительно аппетитным?
В ногах «подопытных», меж свечей, скрестив ноги по-турецки, сидел Викториан. Низко наклонив голову, он что-то шептал. Я не слышал его слов и не был уверен, что он говорит человеческие слова, а не завывает на каком-то мертвом языке. Голова его мерно покачивалась в такт словам. Движение было плавным, гипнотическим, и дрема (нет, не сон, а некое переходное состояние, когда вроде бы ты и дремлешь, но в то же время все видишь, отлично понимая, что происходит вокруг) обволокла меня своими мягкими крыльями.