Шрифт:
Гарм ВИДАР
ЗАПАХ СМЕРТИ
Разогретый асфальт, в лучших голливудских традициях, усердно коллекционировал отпечатки ног, лап и колес. Обладая малой толикой воображения и свободного времени по асфальтовой книге судеб можно было восстановить не одну драматическую историю, рельефные отпечатки которых хранила разморенная от всей этой летней круговерти черная вязкая лента. Нити судеб, персонифицированные в следах, переплетались в замысловатые узоры жизненных коллизий, завязывались в узлы конфликтов или неожиданно обрывались.
А иногда, вмести со следами, обрывалась и сама жизнь...
Его я знал еще совсем юным,
У Него даже голос изменился: появились нотки уверенности в себе, временами переходящие в безапелляционность. Новая униформа не уродовала Его, а, тускло поблескивая на солнце всякими металлическими побрякушками, как бы подчеркивала природную грацию, я бы даже сказал - породу.
И надо отдать должное, свои новые обязанности Он выполнял самозабвенно: Босс мог спать спокойно, лучшего телохранителя трудно было сыскать.
Но это все было так давно...
Потом я потерял Его из виду. Жизнь мотала меня по городам и весям. Ночевки где попало, случайная работенка... Порой, на особо лихих поворотах, мадам Судьба зашвыривала меня даже на городские свалки.
Нельзя сказать что я всегда помнил о Нем, но иногда, когда все таки вспоминал - на душе становилось как-то теплее, хотелось верить, что Фортуна - двуликий Янус, и то лицо, что повернуто пока в мою сторону, не единственное, а есть еще одно... И вот когда, эта самая Фортуна, обернет ко мне свой второй лик...
Странно все таки, что так совпало: Его взлет и мое падение, но у Судьбы свои законы, свои мерки. Пожалуй госпожа Фортуна скорее похожа на мадам Фемиду с неизменным ее атрибутом - повязкой на глазах (да еще с мечом в правой руке в придачу), чем на четырехглазого, хотя конечно и двуликого, добряка Януса.
Но недаром говорят, что, чем выше вознесешься - тем интересней будет падать. И вот, я - потрепанный, даже несколько облезлый, но живой, а Он мертв!
Недоумевающий взгляд ничего не видящих глаз беспомощно устремлен в небо. Солнечный зайчик, примостившийся на зрачке, уже не заставит Его потешно прищуриться, как не раз бывало раньше, и упрямо тряхнуть лобастой головой. Он - мертв. И в этих ничего не видящих глазах, уже никогда не мелькнет отражение никакой иной мысли, кроме этой - последней: за что?
Я хотел прикрыть Ему глаза, но подумал: пусть смотрит, может, с этим взглядом встретится еще чей-нибудь, Живой Взгляд...
Его тело, вытянувшееся струной, прямо на обочине, казалось неожиданно большим, даже огромным. Я внимательно оглядел прилегающий участок асфальта... Следы шин, свернувшего к обочине автомобиля, были видны достаточно отчетливо, а рядом, столь же четко, отпечатался след человека, который из этого автомобиля выходил. Следы вели к телу, здесь человек постоял, неловко переступая с ноги на ногу. Пепел рядом со следами, говорил о том, что незнакомец успел даже выкурить сигарету, а потом, спокойно развернулся, сел в машину и уехал... А Он остался здесь. УМИРАТЬ!
Очень захотелось пить. Я обошел еще раз место где разыгралась трагедия... Нет, ничего. Отпечаток протектора, след мужчины и пепел от сигареты. Не густо! Хотя... судя по отпечатку, - машинка-то импортная!
Солнце, которое только что нещадно палило, стремительно покраснело, словно обожглось собственными лучами, и сумерки, как мерзкие блудливые кошки, повыползали из всех щелей.
Я сел рядом с Ним, чтобы отдать Последний Долг.
Не помню сколько я так просидел, из бездумного оцепенения меня вывел свет фар. Совсем не обязательно, чтобы меня видели здесь. Я бросил на Него последний взгляд и, как говорят в плохих детективных романах, "растаял во мраке".
Нет, все таки дернул меня черт впутаться в это дело! Ну действительно, что я могу? Даже если мне удастся разыскать этого любителя раскатывать в автомобилях иностранных марок. А если не разыщу? Значит, по истечению некоторого срока, (срока давности у собственной совести, если таковая имелась изначально в наличии), когда улягутся, умиротворенные отделяющим от событий временным промежутком, угрызения, тот "любитель" ощутит разрушающее влияние безнаказанности, а значит познает иллюзию вседозволенности и глядишь - дорастет и до "профессионала". А я? Кем буду я, после всего этого? Последней дворнягой?! И права будет старая скряга мадам Фортуна - мое место только на городской помойке!
Кстати, о помойках: хозяин такой машины вряд ли держит свое драгоценное сокровище под открытым небом. Человек, который может позволить себе иметь такую машину - с не меньшим успехом, может позволить себе и столь же роскошный гараж. Хотя я, между прочим, абсолютно не понимаю эту странную склонность некоторых людей к фетишизации техники. Грохот, вонь бензина... Лично я предпочитаю ноги. Ноги - они, как известно, и волка кормят.
Значит так! Задача номер один - методично обойти хорошо обустроенные, так сказать комфортабельные, гаражи. Хотя, конечно, если честно признаться, этот труд по масштабу сравним с усилиями предпринятыми моим предшественником на эпическом поприще по свершению подвигов, а конкретно, на уборке Авгиевых конюшен. Аналогия тем более впечатляющая, что оба акта связаны со средствами передвижения (там лошади, здесь машина). Хотя, опять же, лично я - предпочел бы лошадь.
Итак, методичность и, очень бы хотелось, хотя бы каплю везения. Иначе, есть опасность не очистить (я имею в виду аллегорические конюшни), а утонуть (я имею в виду несколько менее аллегорический навоз).
Повезло мне - только на третий день, под вечер. Но все таки, я нашел то, что искал.
Гараж был роскошный, по видимому, владелец собирался сменить свой "скромный" мерседес на средних размеров авиалайнер. А может, просто у него была такая широкая натура: ведь вышвырнул же он...
Я заглянул в окно гаража. Сквозь чисто вымытое стекло, которое слегка искажало общую картину, деформирую реальность, придавая ей некий флер сюрреалистического авангарда, хорошо было видно не менее роскошное "нутро". Тот, которого я так упорно все это время искал, стоял спиной к окну. Я уже знал - это он, и машина - та самая. Он был обут в комнатные тапочки без задников, а одет в добротные серые брюки со спущенными подтяжками и веселенькую футболку. На спине красовалось изображение собаки. Это, почему-то, добило меня окончательно. Я даже зарычал сквозь крепко стиснутые зубы и впился взглядом в его толстый загривок, весь в жирных складках и покрытый бисеринками пота.