Запах женщины
Шрифт:
Я улыбнулась и тоже посмотрел в верх. Над привокзальной площадью, заполненной людьми, машинами, чемоданами, тележками, трамваями, автобусами в феерическом танце кружился снег, и каждая снежинка по отдельности исполняла в нем головокружительное фуэте. И только сей час я поняла, как тихо там в верху над огромной Москвой, и как шумно здесь внизу, на привокзальной площади. Неужели люди не могут вот точно так же плавно перемещаться в своем земном пространстве бесшумно и не мешая друг другу.
– Просто, я загадал, – раздался вдруг голос
Я подумала, что все это действительно наивно, но и приятно, потому, что искренне. Эх, Марго, Марго. Сколько раз ты мечтала о том как кто-то произнесет тебе именно во такие слова. Эх, Мишенька – Мишаня, ты мне тоже очень понравился, не знаю почему, но… Разошлись пути – дорожки. Посылай его Маргуша подальше и ступай на вокзал за билетом. Пока Мелешевцы не очухались. Эх…
– Ты уже уходишь? – Миша наклонил голову и с низу в верх посмотрел на меня.
– Ухожу.
– Но они же все равно тебя найдут. От них не уйдешь, – он вдруг резко встал, подошел ко мне, и серьезно посмотрел мне в глаза. – Они же найдут тебя!
– Я знаю, – чуть помедлив я протянула руку и коснулась кончиками пальцев его губ, ощущая подушечками его горячее дыхание.
– И, что ты будешь делать? – Мишаня каким-то неуловимым движением губ поцеловал мои пальцы.
– Не знаю.
– Давай я тебе помогу, – он снова поцеловал мои пальцы.
– Нет, – я закрыла глаза.
– Почему? – еле слышно спросил Мишаня, покрывая кончики моих пальцев мелкими горячими поцелуями.
– Потому, что ты ничего не знаеш, – я вдруг быстро поцеловала его в губы и не давая ему опомнится, вырвалась из его рук и побежала прочь.
Глава седьмая
В которой имена имеют магическую силу, вокзалы кажутся самым прекрасным местом на свете, а ветер странствий навевает воспоминания возвращающие к суровой действительности
– Слушай, подруга! Заработать не хочешь?
Е-мое! Да, что же это делается? Куда, я вас спрашиваю, красивой бабе податься? Лицо себе, что ли серной кислотой залить? Ноги под трамваем переломать? Глаз выколоть? Куда не придешь – кругом мужики с эрегированными членами! И чего только не сделают. И денег дадут, и в шампанском искупают, и спинку мочалочькой потрут, и дерьмо за тобой вылижут, лишь бы только свою стоячую торчком морковку тебе между ног засунуть. Идиоты!
– Так как? Есть хороший клиент. Выгодный, – Привокзальный сутенер, специализирующийся на провинциалках – коротко стриженый парень в искусственной пропитке, переминался передо мной с ноги на ногу, осовев от февральской стужи.
Я презрительно смерила его отработанным «отворотным» взглядом и проговорила с преувеличенным сочувствием в голосе:
– Извини, милый, но у меня, это самое… сифилис. А то я бы с удовольствием.
Парень хмыкнул, поняв, что обратился не по адресу.
– Че, венеролог запрещает?
– Ага, – грустно проговорила я и вздохнула.
– Так ты че, подруга, москвичка?
– А, че, не видно, дружек? – передразнила я его.
Парень хохотнул.
– Так ты, че, в Питер едешь?
– Не, в Копенгаген.
Он по переминался еще немного с ноги на ногу, ковырнул носком ботинка асфальт перрона и сказал:
– Меня Колей звать.
– Очень приятно – Агрофена я.
Парень хмыкнул.
– Может, когда вернешься, че-как, встренимся, в кабак сходим… Приедешь, спроси Колю-Чирика, меня на Ленинградском каждый мент знает.
Вот так – еще один очарованный поклонничек нарисовался. Одна тысяча девятьсот сорок третий по счету, если не ошибаюсь.
– Не, Коля, ты уж извини, хоть ты и Чирик, но увы…
Коля-Чирик помялся еще немного, поежился, посмотрел по сторонам в нерешительности, шмыгнул забитым носом и сказал:
– Ну, ты это, если кто приставать будет, лох какой ни будь… До поезда-то еще пол часа. Так вот, если кто пристанет – мне скажи. Я его двину… Ты, наверное, манекенщица?
– Нет, я жена Мелешева, – вдруг брякнула я.
– Какого Мелешева?
– Того самого.
Парень побледнел, престал переминаться с ноги на ногу и даже вынул руки из карманов, уставившись на меня, словно я сказала, что я Наина Ельцина или Раиса Горбачева.
– Серьезно, что ли?
– Серьезней не бывает, – я очаровательно улыбнулась.
– Во, блин! Черт… Можно я тебе сумку до поезда донесу?
– Да, ладно… Не прогибайся – спину сломаешь. Лучше иди-ка погуляй.
Парень всем своим нутром чувствовал, что надо как можно побыстрее отвалить, но не решался повернутся ко мне спиной.
– Это самое… Может тебе мороженое купить? – вдруг нашелся он и покраснел от собственной глупости.
Я рассмеялась.
– Иди, давай! Мороженое…
– Не надо что ли?
– Нет.
– Ну тогда я пошел…
– Иди, иди…
– Ты это, не говори, короче, что я… Я пошел. Все.
– Иди.
Коля-Чирик стал пятится задом. Если бы он умел делать реверанс он несомненно сделал бы его. Он пятился, пятился, потом, развернулся и пошел от меня быстрым шагом, постоянно оглядываясь, словно я должна была выстрелить ему в спину, достав маленький дамский «Браунинг» из рукава.
Забавно как имена некоторых ублюдков действуют на им подобных. Жена Мелешева! Подумать только, что за птица!
Коля-Чирик исчез в каких-то боковых дверях и больше не появлялся.
Вокруг маялись люди в ожидании питерского поезда. Кто стоял, сонно оглядываясь по сторонам. Кто сидел на своих пожитках. Большинство курили. Мужики украдкой бросали на меня взгляды. Женщины тоже поглядывали в мою сторону, заметив интерес своих мужей к моей персоне. Но смотрели они по другому – оценивающе.