Запасной инстинкт
Шрифт:
Нужно их опередить или придумать что-то такое, что отвело бы от него все подозрения – раз и навсегда. Кажется, в кино это называется “алиби”.
Три дня он ждал звонка, потом позвонил сам. Мобильный не отвечал, к домашнему никто не подходил. Рабочего он не знал.
Подозрения, одно хуже другого, вдруг заняли все свободное место в его голове и стали грызть висок и лоб, и от этих подозрений и страха Сизова как будто все время выворачивало наизнанку. Он ловил свое отражение во всех полированных поверхностях, чтобы убедиться, что у него все на месте – лицо,
Приехал Троепольский, и Сизов полдня прятался от него, потому что, в отличие от всех полированных поверхностей, вместе взятых, шеф моментально “отразил” бы вывернутого наизнанку Сизова.
На собрании он сидел далеко, смотрел в монитор лэп-топа, усмехался загадочно, это всегда помогало. И даже специально вылез с какими-то умными вопросами, чтобы отвлечь шефа от себя.
Потом Троепольский велел ему зайти, и он совсем упал духом, но что-то случилось – Полина осталась в Федькином кабинете, а шеф побежал куда-то, потом вернулся и потребовал у нее ключи от машины, и она побежала за ключами, и невиданная собака затявкала тоненьким гнусным голосом, и Марат предложил громко:
– Давай я тебя отвезу!
Но Троепольский только отмахнулся.
Объяснение откладывалось, и Сизов был рад передышке.
Нужно было что-то придумать, а он не мог. Ничего не придумывалось.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, – честно ответил Троепольский, очень стараясь не пялить на нее глаза, так она была красива. Гораздо красивее, чем положено быть обыкновенному человеку.
Кажется, она рассердилась и не поверила ему.
Ноздри раздулись, и тонкие бледные аристократические пальцы стиснули кофейную ложечку. Троепольский отвернулся и посмотрел на официантку в синем переднике. Официантка была замученной и очень молоденькой и бегло ему улыбнулась.
– Что-нибудь еще?
– Пока нет, спасибо.
– Как вы можете не знать! – шепотом воскликнула Федина племянница, переждав официантку. – Его убили… из-за работы!
– Почему из-за работы?
– Потому что он больше ничем не занимался! Он только и делал, что ходил на работу!
– Лера, – сказал он, чуть споткнувшись на ее имени, – на нашей работе нет ничего такого, из-за чего можно было бы убить. По крайней мере, я ни о чем таком не знаю.
– Вы не знаете, а Федю убили!
– Да, – согласился Троепольский.
– А милиция? К вам приходила милиция?
– Я провел в камере последние три дня, – сообщил Троепольский. – Милиция как раз уверена, что вашего дядю прикончил я.
– Вы?!
– Я его нашел. В этом все дело. Я их вызвал. Они приехали и… арестовали меня.
– Ужас какой, – пробормотала Лера. – А это… правда не вы?
Он глянул ей в лицо, а потом опять по сторонам, чтобы чуть успокоиться.
– Это не я, – сказал он наконец. – И я правда не знаю, кто мог это сделать, но я обещаю вам, что найду его.
Она смотрела на него с таким страхом, что он вдруг заподозрил неладное.
– А вы? Не
– Нет! – крикнула она все тем же придушенным шепотом. – Я знаю, что из-за работы! И… и все!
– Он говорил вам что-то?..
– Он никогда и ничего не говорил про работу! – перебила она его. – Он только говорил, что вы гений, и все.
– Это нам и так известно, – пробормотал он, и племянница улыбнулась, став примерно раз в сто пятьдесят краше. А может, в сто восемьдесят семь.
“Что же теперь делать-то, – жалостливо подумал Троепольский. – Как теперь быть?!”
– И маму не слушайте, – попросила она, шмыгнула носом и вытянула из-под чашки салфетку. В этом движении было что-то очень трогательное, детское, непосредственное. Он полез в карман и достал носовой платок. Лера взяла платок и потерла нос. – Маму нельзя слушать. Она у нас… неприспособленная. Она всегда такая была, на Федю только надеялась, а теперь не на кого надеяться.
– Конечно, мы поможем, – неожиданно для себя пообещал Троепольский, – вы маме передайте, чтобы она не убивалась из-за похорон и всего остального.
Лера вдруг ожесточилась.
– Нам не надо помогать. Мы сами справимся. Мне только очень нужно знать, кто его убил.
– Мне тоже, – признался Троепольский. – Но пока я не знаю.
Из-за ее необыкновенной, сказочной, невсамделишной красы он стал медленнее соображать, мысли загустели и стали похожи на малиновое варенье – сладкие и темные. Все это было странно – настойчивость, с которой она убеждала его, что Федю убили “из-за работы”, и ее уверенность в том, что Арсений должен знать, кто убил ее дядю, и срочность этого свидания. Но он все увязал в своих малиновых мыслях, а вокруг шумело переполненное московское кафе “в центре”, и музыка гремела, и телефоны трещали, и машины медленно ползли за громадными стеклами, и официантки разносили кофе и треугольные ломти сказочных тортов – и этот гам не позволял ему додуматься до чего-то определенного.
Еще ему хотелось пригласить Леру на свидание и почему-то казалось, что это очень глупо. Глупее ничего не придумаешь.
Троепольский посмотрел в окно и подвинулся на алюминиевом стуле “с подушечкой”, подтянул длинные ноги.
– Лера, вы часто виделись с Федей?
– Ну конечно! – ответила она с досадой. – Он только и делал, что меня контролировал! Он по три раза в день звонил!
– Зачем?
– Ну-у… – она поболтала ложкой в остывшем кофе, – ему все казалось, что я маленькая, он боялся, что я глупостей наделаю.
И она улыбнулась грустной улыбкой, от которой Троепольский впал в полное уныние.
– Каких… глупостей?
– Знаете, Арсений, мне кажется, он переживал, что я стану похожа на маму, а он этого не хотел.
Троепольский тоже был бы опечален, если бы Лера оказалась похожей на свою маму, даром, что он эту самую маму видел полтора раза в жизни. Зато сегодня он разговаривал с ней по телефону.
– Это касалось… вашей работы? Она не поняла:
– В каком смысле?
– Он хотел, чтобы вы работали?