Запасной инстинкт
Шрифт:
А Федька подозревал. Давно подозревал, и приходилось прятаться, улыбаться, хвостом вилять, “отводить подозрения”! Опасность миновала – больше его подозревать некому. Все остальные “гении”, которых Троепольский подбирает себе под стать, дальше собственных Макинтошей не видят ничего, и слава богу!
Сайт искрился и переливался на мониторе, и смотреть на него было невыносимо. Можно и вовсе не смотреть. Все в порядке. Дело почти сделано.
Бабахнула тяжелая металлическая дверь в отдалении, и потянуло сквозняком.
Кто это может быть?! Охранник?! Что ему надо?! Сотрудники?! Нет, не может быть, все давно ушли!
Сайт на мониторе горел, как жар-птица из сказки, и пальцы все промахивались, никак не могли потушить его.
Шаги. Ковер глушит звук, но все-таки слышно. Шаги. Очень близко. Нет, это не охранник. Это свои.
То есть те, кто работает здесь, какие еще свои! Нет никаких своих!
Попасться?! Вот так, в последнюю минуту, бездарно и пошло проиграть только потому, что кому-то из “гениев” пришла фантазия ночью вернуться на работу?!
“Нет. Нет! Нет!!!” – Кто-то будто визжал в голове. Визжал, и корчился, и изнемогал от страха.
Что-то словно заскреблось очень близко, и волосы у него на макушке встали дыбом.
– …Гуччи, ты где?! Гучинька, иди сюда. Я больше не могу, я домой хочу. Гуччи!
Полина Светлова, любовница шефа, шпионка, доносчица, карьеристка и мужененавистница.
У женщины не может быть рост метр восемьдесят пять. Фотомодели не в счет, живьем их все равно никто и никогда не видел. Она не должна быть умнее окружающих мужчин – или она их возненавидит, или они возненавидят ее. Она не должна носить странные очки и обтягивающие джинсы. Она не должна “находиться на особом положении” только потому, что когда-то начальник с ней спал.
И именно она явилась, чтобы всему помешать и все разрушить!
– Гуччи, мальчик, ты чего?!
Двери в конторе никогда не закрывались – Троепольский не закрывал и всех приучил. Длинная темная тень, похожая на скорпионью, задрожала на сером ковре – дьявольская собака была уже на пороге. Тень почти касалась ножки кресла.
Прыжок, стремительное движение – тень шарахнулась, словно скакнула, – мерцание сайта на мониторе, шаги совсем рядом.
Есть только один шанс. Только один удар.
– Гуччи!
Она замерла на пороге – ее сломанная пополам тень доставала до Макинтоша. Сайт все горел, как жар-птица из сказки.
– Господи боже мой, – отчетливо прошептала она и откинула за плечо черную прядь волос. Выражения лица было не разобрать, сильный свет из коридора бил ей в спину.
Собака тявкнула. Она может помешать.
Всего только один удар.
– Кто здесь? – Голос неуверенный, какой-то детский. – Кто-нибудь здесь есть?!
О да!
Стремительное движение, чтобы не раздумывать и не отступить.
Дверь вдруг что есть силы ударила Полину в переносицу, так что она покачнулась на каблуках и стала валиться на спину, и удар в лицо догнал ее. Что-то хрустнуло – арбуз хрустел, когда отец весело резал его длинным хлебным ножом, – короткий и хриплый взвизг, и все.
Только темнота и тишина, и внутри темноты и тишины блеск уралмашевского сайта.
Кажется, дождь пошел, решила она. Лицу было тепло и мокро.
Интересно, где я уснула, если на меня льет дождик? Или я в отпуске?
Что-то странное творилось вокруг, что-то неестественное, и сразу было не сообразить, что она лежит на полу и смотрит вверх, и смотреть ей неудобно. Что-то мешает.
Она подняла руку – рука была словно чужая – и дотронулась до лица. Лицо было теплым и мокрым, потом она нащупала что-то твердое и острое. Сняла со щеки что-то, блеснувшее изломанным краем под светом мощных лампочек.
Кусок стекла. Разбились очки. И как только она подумала про очки, сразу все вспомнилось – светящийся в темноте монитор.
Гуччи, залаявший в глубине комнаты, и странное чувство, словно кто-то смотрит на нее из темноты.
Наверное, и в самом деле смотрел. Ждал. Примеривался.
Стало так больно, что она вдруг заплакала, слезы сами по себе полились из глаз, Полина вяло подумала: хорошо, что они льются, значит, у нее остались глаза.
Что-то тоненько зазвенело рядом с ней, и она не сразу поняла, что это Гуччи скулит.
– Гучинька, – пробормотала Полина и не узнала своего голоса. – Гучинька, ты жив?
Она не видела его и не знала, почему тот скулит – потому, что жив, или потому, что умирает, и эта мысль заставила ее подняться. Очень осторожно она повернулась и встала на четвереньки. Черные волосы сосульками болтались у нее перед носом, и от их колыхания у нее так закружилась голова, что пришлось зажмуриться и опереться рукой о стену, чтобы не упасть лицом в серый ковер, который вдруг приблизился прямо к глазам.
Значит, глаза все-таки целы.
Слезы капали и казались почему-то черными.
Нет, сказал кто-то внутри Полины. Они не черные. Они темно-красные, от крови.
Из глаз у нее течет кровь.
Она поползла и выбралась в коридор. На полу, прямо под дверью валялась ее сумка и – отдельно от нее – мобильный телефон.
Забыв про Гуччи, Полина подобрала мобильник, села спиной к стене и нажала кнопку.
Сейчас. Потерпи. Еще немного.
Долго никто не отвечал, а потом трубку вдруг сняли.
– Ты что, с ума сошла?! Я три ночи подряд не спал.
– Приезжай. – Куда?!