Запасной инстинкт
Шрифт:
– А вы никогда не виделись?
– Ну, не то что не виделись… Я ее несколько раз видела, когда подвозила Федьку. То домой, то к институту. Я не хотела с ней знакомиться. Я его… ревновала, понимаете? Сильно.
Троепольский прижал руками свои уши – чтобы меньше звенело.
– Он говорил, что его сестра в детстве часто болела и в университете болела, а потом не могла на работу устроиться, из-за ребенка. Он говорил, что очень ей благодарен за то, что она вырастила такую прекрасную девочку…
Девочка действительна была прекрасна. Но…
Он не был готов к тому, что барышня – Федина дочь. Нет, не был.
– Послушайте, Зоя, – сказал Троепольский медленно. – Вы… точно ничего не путаете?
– Ах, господи, да что я могу путать!.. Ничего я не путаю.
– Он никогда не говорил мне о дочери. Я думал, что она… Племянница.
– Какая разница, дочь или племянница?
– Это все объясняет, – возразил Троепольский. – Все его… придури. Он жил в какой-то крысиной норе, вы видели его квартиру?!
– Видела.
– У него вечно не было денег, он то у меня занимал, то у Гришки Сизова! У него машина была как на свалке найденная, и я все никак не мог понять, в чем дело!
Троепольский отпустил уши и взялся за волосы, будто хотел выдрать клок побольше. Зоя посмотрела на него и усмехнулась необидно.
– Оказывается, из-за дочери. Ну, конечно.
– У него еще есть мать, тетка и сестра, – холодно сказала Зоя. – Все они сидят на его шее. Только меня там и не хватало.
Троепольский глянул на нее. Он и забыл, с чего все начиналось – что Федя уговаривал ее, а она не соглашалась, что “в сорок лет никто не женится”, что у “нее своя жизнь, а у него своя”. Это интересовало ее больше всего на свете – именно это, а вовсе не то, что Лера оказалась дочерью, а не племянницей!
– А может, наоборот?
– Что – наоборот?
– Вы… не сели бы ему на шею, а… поддержали бы его? Так сказать, подставили бы свою?
– Я не могу! – крикнула она и даже хлопнула ладонью по столу. – Я не хочу! У меня куча своих проблем! Он выдумал непонятно что и все время выдумывал, а я… за ним не успевала! Я совсем не такая, как он, а он этого не понимал! Я люблю комфорт, я не могу работать, когда мне что-то мешает, а он хотел сделать из меня… нормальную жену!
– Что в этом плохого?
– Да ничего! – Глаза у нее высохли и засверкали, как у кошки в свете автомобильных фар. У кошки или у вампира из кино со спецэффектами. – Я вообще не знаю, зачем нужно было все менять! Было так хорошо, пока он не решил, что обязательно должен на мне жениться! Господи, я так надеялась, что на этот раз, ну, хоть на этот, все будет хорошо, а он!.. Он говорил, что у нас должна быть семья, что мы заведем ребеночка, что мысль о том, что я его любовница, его оскорбляет! Господи, какая чушь, чушь!..
Троепольский внимательно
– Он говорил, что просто счастлив, что мы встретились именно сейчас, когда у нас уже есть жизненный опыт, мозги и еще что-то такое! Дай ему волю, он заговорил бы о любви до гроба!
Зоя встала из-за стола и опять пошла за стойку с фикусом. По темному паркету процокали ее каблуки. Троепольский видел ее отражение в полировке книжного шкафа. Она достала какой-то пузырек, накапала в чашку и залпом выпила, сильно закинув голову.
– Я хотела ему сказать, что нам надо расстаться. Расстаться, а не жениться! В тот вечер, накануне… убийства я ему об этом сказала.
– А он?..
– Не поверил. Засмеялся даже. – Она тоже улыбнулась, словно вспомнила что-то приятное. – Он думал, что я шучу. Как мы можем расстаться! У нас любовь! Встретились два одиночества!
Она яростно раздула ноздри.
– Я сказала ему, что не гожусь в жены. Я сказала, что не хочу быть матерью его драгоценной девочки и не хочу рожать дополнительных детей. Я сказала, что у меня работа, и больше мне ничего не надо. Что меня все устраивает и так, и он вовсе не должен на мне жениться!
Троепольскому все это было давно и хорошо известно. Зоя Ярцева – это он сам, Арсений Троепольский.
Портрет в интерьере. Смена декораций.
– А что… потом?..
– Потом я заорала, чтобы он убирался к черту. Что я видеть его не хочу. Он тоже заорал, что я… в общем, что я разбила его сердце, или еще какую-то глупость. Я сказала, что мне наплевать на его сердце, и он… – она прижала кулаки к щекам, – он заявил, что все равно не оставит меня в покое. Что он-то знает, как нам следует жить. Что он меня… заставит. А меня нельзя заставлять, Арсений. Никто не может меня… заставить.
Троепольский молчал, и Зоя молчала тоже. Небо за окнами поднялось и впрямь посветлело, и он вдруг вспомнил о Польке, которая сидит в машине с собакой Гуччи.
Сидит, и ждет его, и думает о нем. И смотрит на снег.
– Откуда вы узнали о его смерти?
Она повернулась и посмотрела на него с изумлением. Потом пожала плечами:
– Кто-то позвонил. – Кто?
Она опять пожала плечами.
– Зоя. Кто вам позвонил?
Лицо у нее стало напряженным и некрасивым, словно стянутым странной гримасой.
– Его сестра. – Она выплюнула эти слова Троепольскому в лицо.
– Что она вам сказала?
– Что я добилась своего. Федя связался со мной и погиб. Собственно, она сказала, что это я его убила. Наверное, она не так уж далека от истины.
Марат заглянул в одну дверь, потом в другую и очень удивился, не обнаружив никого ни за той, ни за другой.
Он перешел коридор и заглянул за третью.
– А где все? – спросил он у Шарон, которая раскладывала компьютерный пасьянс. Прислоненная к монитору, стояла бумажка, облагороженная размашистой подписью Бенцла, выдающегося мастера искусств и носителя добра и света.