Записки администратора – 2. Где все?

Лебедев Александр

Именно чувство вины заставляет идти солдата в атаку, а вовсе не патриотизм. (Прямо-таки вижу, как сплюнули ура-патриоты.)

Приведу очень бородатую байку о том, как генерал обходил окопы перед атакой.

Молодой боец тихо плакал, ожидая сигнал к наступлению. К нему подошел бывалый военный в лампасах и ободряюще похлопал по плечу.

– Что, сынок, страшно? – спросил он по-отечески.

– Я описался от страха, – сказал новобранец, – мне стыдно, поэтому и плачу.

Тогда генерал подмигнул солдату и тихо сказал:

– Ничего, сынок. Я вообще обгадился.

Уверен,

что история придуманная, но где здесь патриотизм? Если, конечно, патриотизм – не чувство вины перед товарищами.

Да и где может быть патриотизм при рыночном воспитании? Я могу себе представить, что кто-то может погибнуть за Родину, и даже за Сталина, но за Ельцина-то – дураков нет.

И все же патриотизм, если верить Википедии, – любовь к Родине, а значит, чувство противоположное чувству вины. Как и наши с Кристиной отношения.

Я дарю ей цветы, потому что люблю ее или потому что хочу вызвать чувство вины? Одинаков ли будет результат? Каковы последствия двух совершенно однозначных транзакций: подарить цветы любя и подарить цветы, ожидая чего-то взамен? Я понял, что приблизился к разгадке очень существенного и важного принципа, но пока мне не хватает опыта, чтобы его прочувствовать.

Хорошо. Будем продолжать накапливать знания, и рано или поздно материал из количественного перейдет в качественный, а мне удастся сделать академически выверенный вывод. Пока же я стал конспектировать наши с Кристиной диалоги. Игла мне в этом очень помогла, составляя стенограмму наших бесед.

Я сбрасывал их на компьютер и причесывал электронными таблицами, сразу же заметив – у Кристины, как и у меня впрочем, стабильный словарный оборот. Иными словами, мы используем одни и те же устойчивые идиомы и словосочетания. Более того, по количеству местоимений и союзов нас можно идентифицировать не хуже дактилоскопии. А слова-паразиты – просто вишенка на торте – живут в нас как настоящие.

Мне сразу же вспомнилось Ленкино умение определять энтропиков по почерку, и я позвонил ей.

– Меня всегда поразжало твое умение узнавать проблемных покупателей, – сказал я вместо приветствия.

– А меня – твое умение звонить не вовремя. – Как обычно, Ленка отреагировала колкостью.

– Чем ты таким занимаешься? – спросил я.

– Утро понедельника, – сообщила она.

– Делаешь заявки поставщикам?

– Именно, – подтвердила Ленка.

Было почти одиннадцать, а я знал, что Ленка всегда успевает до половины десятого. Следовательно, мой администратор мне лгала, либо действительно не хотела говорить, но совершенно по другой причине. Я хмыкнул.

– Ну, давай зайду вечером, и все обсудим.

– Нет уж, вечером я занята, спрашивай сейчас, и покороче.

– Хорошо, – растянул я, – подскажи мне алгоритм твоего безошибочного узнавания. Вернее, не так. Я тебе его расскажу, а ты поправь.

– Слушаю, – согласилась Ленка.

– Я тут предположил, что у энтропиков, ты их обычно называешь гандурасами, есть своего рода словарь. Выражения, которые они чаще всего используют, слова-паразиты.

– Кажется, я тебе говорила, что они пытаются нарушить правила.

– Помню, – согласился я, – но может, есть какие-то вербальные маркеры.

– «Какие гарантии?». Энтропики чаще всего спрашивают гарантии. Причем, если задать им вопрос, что конкретно, это приводит их в ступор. Как правило, немногие отвечают, что хотят оплатить товар при получении. И если я спрашиваю, что мешает мне прислать вместо заказанной детали кирпич, то самые тупые отвечают: «А я не буду оплачивать».

– Иными словами, – подытожил я, – энтропики используют антонимы к слову страх? «Гарантия» или что-то подобное.

– Да я бы не сказала, – ответила Ленка. – Это больше похоже на поведение избалованного ребенка: «хочу» или, как часто говорят мамы, «вынь да положи».

– Не знал, что ты общаешься с молодыми мамами, – выпалил я и тут же прикусил язык.

Я упоминал, что Ленкина личная жизнь была для меня загадкой. Казалось, девушка годами не выходит из дома, а она, Ленка, уже давно переступила пубертатный период, и логичным было бы завести семью или, по меньшей мере, парня. Однако мой администратор все двадцать четыре часа находился на работе. От чего я невольно испытывал угрызение совести.

– Кстати, Лен, а тебе не кажется, что энтропики лишены чувства вины, или даже наоборот, они нас с тобой изначально считают виноватыми?

– А где здесь «кстати»? – спросила Ленка.

– Просто в голову пришло.

– Чувство вины… – сказала девушка, как бы смакуя. – Это называется эгоизм, Леша. Но мысль интересная. Что, если отправлять покупателям твои голые фотографии? А в случае непоставки товара выкупать их обратно.

– Тьфу, – плюнул я в трубку.

– Ну, подожди, – прицепилась Ленка, – ты же любишь чужие идеи вертеть. Можно тебе спеть на камеру акапелла, если не хочешь фотографии в стиле «ню». Посылать видеофайл покупателю как гарантию получения товара. И я убеждена, что любой, получив такую запись, обязательно в нее заглянет, а увидев, сразу же испытает чувство вины. И уже после не сможет уйти в другой магазин. Так сказать, будет должен жениться.

Я прервал разговор, но подумал, что Ленка, как всегда, права. Только опять это не будет работать.

И еще она сказала слово «эгоизм». А что это в моем понимании первобытных инстинктов? Пересечение жадности и лени или жадности и страха? Казалось, что эгоизм – сама сублимация всех трех чувств. Абсолютный и первобытный порок.

В то время, о котором я рассказываю, мне нравилось приезжать в Технопарк и гулять по автостоянке, щекоча нервы до состояния холодных иголок в пальцах.

По какой-то причине я был убежден, что повторных покушений Организация не предпримет, и бесстрашно разгуливал на месте нападения. Чтобы это не показалось странным, я брал щенка шоколадной таксы по имени Ширли и выгуливал его. Нередко Ширли скулила, желая, вернутся в корпус, а иногда просто подгибала лапы и садилась прямо на асфальт. Тогда я брал ее на руки и заносил в лабораторию. Щенок тут же тыкал меня холодным носом в рукав, прося, чтобы его гладили.