Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим
Шрифт:
Как жаль, что опасность так скоро миновала, — посетовала матушка сквозь слезы, — не будь этого, ты бы еще погостил у старухи матери.
Но я крепкими поцелуями осушил ее слезы и обещал часто навещать, а также намекнул, что у меня, возможно, скоро будет свой дом, где ее с радостью встретит благородная невестка.
— Кто же она, Редмонд, голубчик? — спросила старая леди.
— Одна из самых знатных и богатых дам в стране. Не какая-то Брейди, сказал я, смеясь, и, таким образом обнадежив старушку, привел ее в наилучшее расположение духа.
Нет человека добрее и незлобивее, чем я. Стоит мне достигнуть
Впрочем, юный джентльмен и сам сообщил мне немало интересного.
— Скажите, шевалье, — обратился он ко мне однажды во время моего утреннего посещения, — вы, похоже, старый знакомый моей родственницы графини Линдон. Она в последнем письме ругательски вас ругает, целая страница посвящена вам. Но всего забавнее, что раньше она это знакомство отрицала. Как-то в замке Линдон разговор зашел о вас и ваших выездах, которым дивится весь Дублин, — и прекрасная вдовушка клялась, что она даже имени вашего не слыхала. "А помнишь, мамочка, — возразил ей маленький Буллингдон, — к нам ходил в Сна такой высокий брюнет, еще у него глаза с косинкой, он спаивал мистера Ранта и подарил мне шпагу, — мистер Барри, кажется". Но миледи услала мальчика из комнаты и продолжала уверять, что никогда вас не встречала.
— Так вы, значит, сродни миледи Линдон и близко с ней знакомы? спросил я с удивлением, приняв серьезный и задумчивый вид.
— В том-то и дело, — отвечал юный джентльмен. — Я как раз приехал из замка Линдон, когда так неудачно напоролся на вашу шпагу. А главное, в самый неподходящий момент.
— Чем же этот момент хуже другого?
— Видите ли, шевалье, насколько я понимаю, вдова ко мне благоволит, и только от меня зависит сделать наши отношения еще более близкими. Правда, она значительно меня старше, но в Англии нет сейчас лучшей партии.
_ Милорд Джордж, — сказал я. — Не сочтите за дерзость, если я обращусь к вам с откровенной, хоть и несколько странной просьбой: вы не покажете мне письма миледи?
— Что за странная просьба? — воскликнул он с возмущением.
— Не сердитесь! Ну, а если я предъявлю вам письма леди Линдон, вы покажете мне, что она вам пишет?
— Черт побери, что это значит, мистер Барри?
— Это значит, что когда-то я страстно любил леди Линдон. Это значит, что и она — как бы это сказать — отличала меня перед другими. Это значит, что я и сейчас люблю ее безумно и либо сам умру, либо убью человека, который станет у меня на дороге.
— Вы собираетесь жениться на самой богатой, самой родовитой невесте в Англии? — надменно удивился лорд Джордж.
— Во всей Европе нет человека, чья кровь благороднее моей, — возразил я. — Но это не значит, что я питаю какие-то надежды. Я знаю только, что, сколь я ни беден,
— Какой я вам мальчик! — презрительно фыркнул лорд Джордж. — Вы всего на четыре года старше.
— Я старше вас опытом лет на сорок. Я прошел огонь и воду. Всем, чего я добился в жизни, я обязан самому себе, своей ловкости и отваге. Я участвовал в четырнадцати кровопролитных сражениях, дрался на двадцати трех поединках и только однажды был оцарапан шпагою французского maitre d'armes [53] и тут же убил его на месте. Семнадцати лет я начал самостоятельную жизнь, без гроша в кармане, а теперь, двадцати семи лет от роду, обладаю капиталом в двадцать тысяч гиней. Так неужто вы думаете, что человек моей отваги и энергии отступит перед чем-нибудь для достижения своей цели? И что, имея на вдову известные права, я не решусь их предъявить?
53
Учителя фехтования (франц.).
Пусть я кое в чем приукрасил истину (ибо я приумножил число сражений и поединков, в коих довелось мне участвовать, а также размеры моего состояния), но я видел, что речь моя производит впечатление, и что лорд Джордж внимает ей с величайшей серьезностью. Под этим впечатлением я его и оставил, чтобы дать ему как следует переварить мои слова.
Два-три дня спустя я снова зашел к больному, на сей раз с пачкой писем, которые я в свое время получил от леди Линдон.
— Я покажу вам кое-что, — сказал я, — но только строго между нами: как видите, это локон ее милости, а это ее письма за подписью Калисты, обращенные к Евгенио; а вот сонет — "Лишь солнце на небо грядет и меркнет бледный Цинтии лик", посвященный графиней вашему покорнейшему слуге.
— Калиста, Евгенио! "Лишь солнце на небо грядет!.." — вскричал молодой лорд. — Уж не сон ли это? Клянусь, милый Барри, эти самые стихи вдова прислала мне! "И бор и дол им шлют привет и звонкий жаворонка крик".
Я невольно рассмеялся, услышав от него продолжение сонета, посвященного моей Калистой мне. А затем, сличив письма, мы установили, что целые пассажи выспреннего красноречия в них совпадают. Вот что значит быть синим чулком и питать чрезмерное пристрастие к эпистолярному жанру!
Молодой человек с крайним возмущением отодвинул от себя всю пачку.
— Ну и слава богу! — сказал он после некоторой паузы. — Выходит, я счастливо отделался! Подумайте, мистер Барри, эта женщина могла стать моей женой, если б мне не подвернулись ваши письма. Я-то, признаться, думал, что у леди Линдон есть сердце, пусть и не очень доброе, и что ей, по крайней мере, можно верить! Но жениться на ней после этого! Связать свою жизнь с подобной эфесской матроной — это все равно что послать слугу на улицу, чтобы он раздобыл тебе жену.