Записки беглого вора. Для Гадо. Побег
Шрифт:
— А Гадо?.. Куда направляется он? Тебе известно? — спросила она как бы между прочим.
Я сделал вид, будто её слова меня насторожили.
— А почему ты интересуешься этим?
— Меня интересуешь ты, ты! — выпалила она, не раздумывая. — Я давно мечтала о встрече с таким человеком. Не люблю хлюпиков и притвор, от них пахнет рабством. Ты не такой.
— И кто, по-твоему, я?
Она посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом и чмокнула куда-то в висок.
— Ты Кот. Умный Кот, который нравится милой кошечке. Больше ничего. Извини,
— Что ты имеешь в виду?
— Ампулу с цианидом…
— Что?! — я приподнялся на постели.
— Я пошутила. Ты давно понял, что я имею в виду, — сказала она холодно. — Не хочу делиться своим с каким-то… киргизом.
— Он не киргиз, он таджик, — заметил я.
— Что это меняет? Наторгует себе на базаре, если доберётся до своей Киргизии. Зачем он тебе, скажи? Они все на одно лицо, все! Они терпят русских, когда это выгодно им! — воскликнула она, играя на национальности.
— Что ты предлагаешь?
«Сейчас она отдаст инициативу в мои руки», — подумал я, но ошибся.
— Есть только один вариант… И вообще, кто-то из нас двоих должен быть чистым. Я пока вне подозрений и буду оставаться таковой до тех пор, пока мы вместе.
— А если меня «прихватят» легавые? Знаешь ли ты, как пытают менты в натуре, когда им позарез нужны признания?! Или ты думаешь, они полные идиоты и не догадаются связать убийство бизнесмена Бориса с нашим побегом? «Сдают» своих не только негодяи и иуды. Человек не железный, не выдерживает, — намекнул я на ее «прочное» положение. — Ты не сидела в тюрьме, для тебя это всё — только романтика и рассказы. А я знаю, сколько стоит и весит даже один час неволи, знаю!
Она застыла, как изваяние, не сводя с меня глаз, груди ее слегка колыхались от вздохов.
В глубине души я дивился её безрассудной дерзости, хотя сама она не считала ее такой уж безрассудной. Сейчас она была настоящим игроком, правда голым, и играла ва-банк. По самой высокой ставке. Я ждал.
— Успокойся, — наконец сказала она. — Ещё никто не убит. Ты можешь отказаться в любой момент, я сделаю всё сама. Не волнуйся.
Выскочив из постели, она стала быстро одеваться, демонстративно отвернувшись в сторону.
Я не уловил в её голосе наигранности и фальши, скорее всего, Света говорила искренне. Злость и негодование, которыми она буквально дышала, подтверждали это сполна.
— Я сказал тебе только то, что должен был сказать. Мы не на футболе, дорогая, ты зря кипятишься.
Мне показалось, что она не обратила на мои слова никакого внимания.
— Я знаю, где мы, и не боюсь, как ты! Я хотела остаться чистой потому, что это разумно и необходимо. Ты же истолковал мои слова по-своему… Поступай, как знаешь, я тебя не неволю.
Моё самолюбие было задето, однако я не собирался уступать ей в чем бы то ни было. Я вообще не любил уступать
— Угомонись! Сядь, надо все как следует обдумать, — сказал ей я. — У нас есть «ствол»… Сейчас он — у него. Может, обойдемся и без оружия…
— Нет. Тут нечего думать, Андрей. Менты будут искать не труп бизнесмена, а его самого, ты забыл.
Она снова вернулась ко мне и присела рядом.
— Он просто исчезнет, понимаешь? Я знаю хорошее место, хватит на всех… Твой Гадо не уступит нам долю за здорово живёшь. Обмануть его вряд ли удастся. К тому же я не хочу, чтобы кроме тебя и меня о нашем деле знал кто-то еще. Мне не хочется в тюрьму, я хочу жить, жить! — Она почти кричала, и я подумал, что за стенкой нас могут услышать.
— Говори тише, я не глухой! Я тоже хочу жить, хорошо жить, но убить бедолагу, едва вырвавшегося на волю, — выше моих сил. Он «отпыхтел» больше десятки, пойми! Он вырвал оттуда меня. Я не могу, не могу! Если я послушаю тебя и пойду на это, я буду мучаться и презирать себя до конца дней! Всю жизнь!
Мои слова должны были как-то пронять ее, я надеялся на это и потому говорил как молил. Конечно, она была права в своей непробиваемой жестокости — выживает сильнейший и беспощаднейший, но прав был и я.
Сложив руки вместе в один кулак, она заходила по комнате, как арестантка, что-то обдумывая про себя. Я встал, чтобы одеться. Когда я надевал туфли, в стенку три раза стукнули. Не очень сильно, но так, чтобы услышали.
— Это Гадо, — тихо сказал я и тотчас ответил тремя такими же несильными ударами. — Надо идти, он уже беспокоится, — поторопил я Свету.
— Мы так ничего и не решили, — заметила она. — Надеюсь, ты не станешь рассказывать ему о нашем разговоре? Или?..
— Нет. Он сразу убьёт тебя как муху. Просто задушит, — показал я руками.
— Значит, я для тебя всё-таки дороже!
— Возможно.
— Тогда оставь все на моей совести, ты ни при чём. Пошли.
Она прекратила разговор и направилась к двери.
Нам предстояло ещё многое уточнить и обдумать, времени оставалось совсем мало.
Гость, как и договаривались, появился в половине одиннадцатого ночи.
Он был бодр, весел и прямо с порога прижал Свету к себе. Мы поняли это по шелесту её платья и топтанию вперемежку с поцелуями.
— Я тут кое-что прихватил с собой… — произнёс Борис баритоном и, передав Свете дипломат или саквояж, щёлкнул замком. — Дай мне вазу для цветов. Сейчас наберу воды, — сказал он и двинулся к ванной комнате, где находились мы. Гадо тут же выставил «ствол» вперед и приготовился. Чего-чего, а цветов мы, конечно, не учли. Сценарий, таким образом, «ломался» с самых первых минут Бориного пребывания на «опасной территории».