Записки брюнетки
Шрифт:
С того дня Вика стала ежедневно делиться с Робертом подробностями своего состояния. Через какое-то время он свыкся с ежевечерними отчетами и стал сам интересоваться самочувствием будущей матери. Вика сознательно не заводила никаких разговоров о женитьбе, не хотела пугать потенциального жениха. Она была уверена: рано или поздно он сам задаст вопрос о юридическом статусе будущего ребенка. Вика ждала, когда по УЗИ можно будет определить пол плода, вот тогда она заведет с Бобом предметный разговор. Пока все шло по ее плану — кроме одного. Если в самом начале она придумывала жалобы на самочувствие, чтобы делиться ими с Бобом, вовлекая его в процесс своей беременности, то теперь Вика в самом деле стала чувствовать себя неважно. Вику тошнило, мутило, скакало давление и тянуло низ живота. На 12 неделе Боб, наконец, «родил»:
— Дорогая, раз ты хорошо подумала и все для себя решила, нам с тобой следует пожениться. Ребенок должен родиться в законном браке. Готова ли ты стать моей женой и переехать в мою страну?
У Вики перехватило дыхание от счастья:
— Конечно, милый, ведь я люблю тебя.
Они стали обсуждать детали: планировалось, что Вика в ближайшее время приступит к сбору необходимых документов — с таким расчетом, чтобы лететь
Но жизнь внесла свои коррективы. Вика только начала общение с американским консульством, как оказалась на больничной койке. Как-то вечером у нее схватило низ живота так, что пришлось вызвать неотложку. Врачи были категоричны: надо ложиться на сохранение.
— Как ты понимаешь, — делится со мной Вика, — на тот момент ребенок для меня был важнее всего. Это был самый главный, основополагающий проект, от которого зависело все мое будущее. Как же мне хотелось вырваться из нашей опостылевшей «панели» в Сокольниках и уехать к Бобу за океан! Поэтому я безропотно пролежала в гинекологии нашей районной больницы больше месяца — ногами кверху. При мне в палате был ноутбук и телефон, я каждый вечер сообщала о своем состоянии Бобу, он очень переживал. Меня радовало, что он волнуется за меня и за нашего будущего ребенка, хотя, конечно, я и сама была не нервах. Со мной в палате было еще пятеро женщин с угрозой выкидыша, мы целыми днями обсуждали нашу проблему. Бывалые тетки рассказывали страшилки — про то, как некоторые не могут забеременеть вообще, даже при помощи ЭКО, а им так хочется детей, что они усыновляют сирот из детдома. Тогда мне это казалось диким: кому нужен чужой детеныш? Ребенок — это и так хлопоты, как говорится, «геморрой» на всю жизнь, а если он еще и не родной? Нет, я, конечно, уважала такое благородство, но к себе его примеряла. Потом, я помню, были какие-то праздники, целых 4 выходных дня. Больница, конечно, не закрывалась, но врачей все равно не было, только санитарки. И меня отпустили на эти дни домой, велели больше лежать и не поднимать тяжестей. Я старательно соблюдала все рекомендации. А на третий день наклонилась положить еды кошке. Хотя теперь я думаю, что дело было не в кошке, а в моем организме… В общем, у меня началось кровотечение. Мама вызвала «Скорую», меня отвезли назад в гинекологию. И уже через час стало понятно — выкидыш. Для меня это прозвучало как приговор, как выстрел. У меня не хватило духу сообщить об этом Бобу, ведь я потеряла мальчика, его сына! По моей просьбе, моя мама позвонила ему и сказала, что у меня небольшое осложнение в течении беременности и мне временно запретили пользоваться телефоном и компьютером. Он вроде поверил. Только взволнованно спрашивал: «Может быть, мне стоит прилететь? У нее что-то серьезное?» Но мама отвечала, как я ей велела: «Ничего страшного, справимся». Я провела в больнице еще неделю, но помню все смутно, была как в тумане. Мне сделали чистку — настоящую операцию под общим наркозом. По словам врачей, это нужно было, чтобы исключить заражение крови — какое-то серьезное воспаление было. Я постоянно рыдала, меня пичкали успокоительным и снотворным. А в конце недели — еще один приговор. Меня вызвала в свой кабинет наша зав. отделением Алла Ивановна — пожилая, опытная и прямолинейная «гинекологиня» старой закалки и сказала: «Вика, возьми себя в руки и постарайся принять то, что я тебе скажу, конструктивно. Возможно — и, скорее всего — ты никогда не сможешь выносить своего ребенка. У тебя очень слабая матка, риск невынашивания — процентов 98 %. Хотя чудеса случаются при любых диагнозах. Но я сторонница того, что пациентка должна знать правду — даже самую горькую. Уж лучше пусть потом случится приятный сюрприз…. Ты еще молодая, у тебя все впереди. Зная, как обстоят дела на самом деле, ты сможешь планировать свою жизнь. Может быть, возьмешь ребеночка в Доме малютки или, наоборот, посвятишь себя карьере. Все женщины по-разному поступают в такой ситуации, но никто от этого еще не умер. Поверь мне, уж я многим молодым девчонкам, оказавшимся в твоей ситуации, слезы утирала…» Я была убита, уничтожена! Все рухнуло! У меня случилась истерика прямо в кабинете Аллы Ивановны, я потеряла сознание…
Очнулась Вика под капельницей, вокруг нее суетилась нянечка — простая русская старушка, которую все назвали «наша Матюша». Про нее рассказывали, что она прослужила в гинекологии этой больницы более 40 лет.
— Вот, что я скажу тебе, дочка, — заговорила Матюша, когда Вика проснулась и стала снова плакать. — Не ты первая, не ты последняя. Сколько годов-то тебе? Двадцать третий? Тю! Да погодь ты — водичка утечет, время пройдет, боль уляжется, раны затянутся… Может, и родишь еще — сама-то…
— И я не знаю почему, — на глазах Вики наворачиваются слезы — впервые за весь наш откровенный разговор, — но я вдруг выложила этой Матюше все как на духу — и про американского жениха, и про обещанного ему сына. Долго рассказывала ей, рыдала, в отчаянии колотила тапком по спинке кровати. Матюша выслушала меня внимательно и сказала: «Знаешь, милка, жизнь-то, конечно, с обмана не начинают. Но у каждого своя правда — это уж я знаю, жизнь-то прожив. Иногда бывает такое, что доброе дело ложь-то и искупает. У меня свояченица в нашем районном роддоме работает, только намедни мне звонила: отказник там у них, мальчишка двухнедельный. Девчонка молодая родила, мужа нет у нее, ну и отказалась — оставила дите в роддоме. Если ты сейчас подсуетишься, сможешь официально усыновить. Сразу, конечно, не отдадут, но месяца в 3 сможешь забрать ребеночка — если к тому моменту все бумажки соберешь. Я тебе подсоблю, если решишься. Уж не впервой моя свояченица бедолагам с моего отделения помогает — таким, как ты. Думай, решай и бумаги начинай собирать. У тебя есть три месяца. Как раз примерно столько тебе доносить оставалось… Ты меня поняла?»
Вика смахивает слезы и взгляд ее становится жестким:
— Я Матюшу отлично поняла! И в тот же вечер позвонила Бобу. Стараясь излагать максимально правдоподобно, я напела ему про «некоторые осложнения в моей беременности, включая угрозу невынашивания». Сказала, что врачи категорически запрещают мне любые переезды — и уж тем более авиаперелеты! — пока я не рожу. Поэтому, мол, придется мне родить в Москве, а как только малыш немного окрепнет, мы сразу же прилетим с сынишкой к папе. Роберт ахал-охал и во все верил: америкосы же привыкли с пиететом к врачам относиться и к их советам. «Хочешь, я все брошу и немедленно прилечу к тебе?» — спросил он. «Не надо, дорогой, — елейным голосом ответила я, — хотя я просто безумно по тебе соскучилась! Но, боюсь, мне почти все время, оставшееся до родов, придется провести в больнице, на сохранении. У нас в России туда мужчин не пускают, так что мы все равно не сможем видеться» А потом еще и пошутила: «Ты лучше работай спокойно, милый, готовь материальную базу к появлению наследника!» Но Боб воспринял это на полном серьезе: «Да-да, honey, я буду пока готовить дом — сделаю косметический ремонт и оборудую спальню для малыша. Давай назовем его Пит, ты не против?»
В тридевятое царство
— А дальше я превратилась в танк, — вспоминает Вика. — Я совершила кучу действий — и все на автомате. Я навела справки, узнала, что на усыновление младенцев до года существуют листы ожидания. Если на трех-четырехлетнего детдомовца можно оформить «заказ», и ребенка тебе сразу начнут подбирать, до новорожденного отказника не запланируешь. Вот желающие и ждут, иногда годами. Да и вообще ребенка до года усыновить сложнее, больше формальностей, бюрократических препон. Но Матюша мне помогла, как и обещала. Сначала она показала мне младенца. Когда я увидела его, сразу поняла: его сам Бог мне послал! Смугленький, чернявенький — похож на Боба, тот тоже жгучий брюнет. Я сказала: «Я его возьму, чего бы мне это ни стоило!» Матюша научила меня, кому и как давать взятку. Денег я попросила у Боба — якобы на «дополнительную терапию». Он прислал без разговоров. Суд вынес решение в мою пользу. Я притащила Пита домой, когда ему было всего 3 месяца. Мои домашние были в шоке.
Как вспоминает Вика, отец только отмахнулся: «Он мне не внук» Мама по-женски тетешкала малютку, но сомневалась: «Ох, не знаю, дочь, правильно ли поступаешь? Справишься ли? Неужто Роберту скажешь, что его ребенок? А вдруг он экспертизу потребует, американцы — они же такие…» Но Вика только отмахивалась: «Да он рад будет без памяти! Какая экспертиза, зачем? К тому же, она в Штатах немалых денег стоит, а Боб жадноват». Младшая сестра пересказывала Вике, что судачат соседи во дворе. А они, зная Вику с детства, не могли поверить, что совсем молодая незамужняя девушка взяла ребеночка из жалости и из благородства. Бабки на приподъездных лавочках вечерами напролет искали «скрытый смысл» Викиного поступка. Вика и ее новоявленный сынок стали главными объектами пересудов всего двора. Но Вике на это было наплевать, она спокойно катала по двору коляску с Питом.
— Было тяжело, ребенок был неспокойный, — рассказывает Вика. — Но мама с сестрой помогали. А как только Питу исполнилось полгода, мы, собрав все необходимые бумажки, вылетели к Бобу в Колорадо. Боб отремонтировал дом, подготовил для Пита роскошную детскую и встретил нас очень радушно. Меня расцеловал, а Пита прижал к груди и даже пустил слезу: «Oh, my son!» (Это мой сын!) На мое счастье, в ребенке его ничего не смутило. У мальчика были черные глаза — как у Боба. И моя фамилия, что совершенно нормально — ведь мы с Бобом не успели расписаться. А дальше все пошло как по нотам. Вскоре мы с Робертом расписались, после чего он провел официальное усыновление Пита — так, как это положено по американским законам. У меня сразу же появилась профессиональная няня, хотя сама я сидела дома. Боб сказал, чтобы я даже не думала о работе: Питу нужно просто присутствие и внимание мамы, а все трудности по уходу возьмет на себя профессиональный baby-sitter. У нас с ребенком ни в чем не было отказа, все-таки Боб довольно обеспеченный человек. Конечно, было скучновато, Боб привык вести уединенный образ жизни. Но я решила, что со скукой разберусь потом, сейчас не время. Единственной отдушиной для общения у меня был разносчик пиццы, он оказался русским парнем из Поволжья. Я стала почти каждый день, пока Боб был в офисе, заказывать на дом пиццу — просто, чтобы поболтать по-русски. Ведь Боб не хотел, чтобы я говорила по-русски с Питом. Но, если честно, кроме тоски по родному языку, у меня была более серьезная проблема. Как я ни старалась, никак не могла полюбить этого мальчика. Мне по-прежнему хотелось собственного ребенка, а этого я воспринимала скорее как игрушку. Или как домашнее животное — причем, не мое. Вот представь, например: твои друзья уехали в отпуск и оставили тебе свою собаку. То есть, против этой собаки ты ничего не имеешь, понимаешь, что обязана о ней заботиться, потому что уже взяла на себя эту ответственность. Но сама по себе эта собака тебе не дорога — чужая же… Вот так я относилась к Питу и ничего не могла с собой поделать. Тогда я сказала Бобу, что мне нужно восстановительное лечение после тяжелых родов, взяла у него денег. А сама стала проходить комплексное лечение от бесплодия в клинике соседнего города, от нас это час езды на машине. В Штатах в этом смысле очень удобно: врачебная тайна тщательно соблюдается, так что Боб ничего так и не узнал. А я целых 7 месяцев упорно лечилась, отнесла в эту клинику кучу денег и все-таки добилась своего!
Когда Питу исполнился годик, Вика забеременела. На 5 месяце Вика почувствовала уверенность: выкидыша не будет! УЗИ показало девочку. Американец был счастлив безмерно.
Невоспитанный Пит
Эта беременность протекала на удивление легко.
— Я летала как на крыльях, — Вика показывает мне альбом той поры, Питу было немногим больше года, он только начал ходить. — Он был бойкий мальчик, только не разговаривал долго. В тот период я в основном занималась собой: ходила в бассейн, на курсы для беременных, а Пита практически скинула на няню. Боб возился и общался с ним больше, чем я — по вечерам, по выходным. Он видел, что я отношусь к мальчику довольно холодно — видно, у меня не хватало артистизма и лицемерия это скрыть. Но муж списывал это на волнение по поводу будущих родов — и был отчасти прав. Бэсс появилась на свет вообще без проблем — здоровая, крепкая девочка. Она получила от врачей высший балл по шкале, по которой оценивают новорожденных. И я чувствовала себя превосходно, через три дня мы с Бэсс уже выписались. Моя малышка оказалась спокойной, у меня почти не было бессонных ночей. Я обожала свою дочурку, свою кровинку, она радовала меня ежесекундно. То время, пока Питу не исполнилось два, было самым счастливым в моей жизни — теперь я это понимаю. А после двухлетнего «юбилея» Пита моя жизнь превратилась в настоящий кошмар. Бэсс тогда было всего полгода.