Записки фельдшера
Шрифт:
— А, приехали! — категорично воскликнул он, словно он предрекал, но никто ему не верил. — Сюда давайте!
Мы направились по короткому коридору, ведущему к двум квартирным дверям. Парень открыл дверь, пропустил врача и, дождавшись моей очереди, впихнул мне в нагрудный карман смятые банкноты.
— На! И заберите его!
Начинается…
Я неторопливо смерил его взглядом, от немытых кроссовок до белобрысой макушки, после чего извлек деньги из кармана (три смятых сторублевых купюры) и аккуратно запихнул ему за ворот майки.
— Я сделаю вид, что ничего не было — но ты больше так не делай,
Мягко говоря, взор, которым ожег меня парнишка, не содержал симпатии и понимания. Действительно, что случилось? Он же мне ДЕНЬГИ ДАЕТ! А я — вот дела-то — ОТКАЗЫВАЮСЬ! Нонсенс! А как же легендарная медицинская жадность и готовность за полтинник мать родную продать?
Из жилой комнаты трехкомнатной квартиры доносились громкие голоса. Слишком громкие для обычного разговора. Я направился туда, чувствуя между лопаток сверлящий взгляд обиженного встречающего.
Комната казалось большой из-за недостатка мебели. На тумбочке стоял японский телевизор, показывающий очередную кровавую ленту новостей из серии «Что плохого в мире сегодня?», в углу у окна стол и две табуретки, у стены справа — разложенный диван, на котором возлежал здоровенный детина, коротко стриженный и на вид напоминающий боксера-тяжеловеса. Впрочем, скорее всего, таковым он и является, судя по деформированной спинке не раз сломанного носа и вызывающе торчащим ушам. В воздухе витал сильный запах перегара, настолько сильный, что способен даже дать конденсат. Явно не однодневный. Стена над телевизором украшена обширной красно-бурой кляксой с прилипшими элементами винегрета, рассыпанного внизу, вперемежку с осколками тарелки.
Все понятно.
Детина производил впечатление только что разбуженного человека, слабо представляющего, где он и что происходит, но хронически готового злостно покалечить любое двуногое в пределах видимости.
Кроме виновника торжества, в комнате находились еще четыре женщины и двое юношей, считая встречавшего нас. Двое из дам как раз наседали на Анну Викторовну.
— Вы будете отвечать!! — гневно кричала одна, раскачивая уложенными «осиным гнездом» густо налакированными волосами. Эффект сходства с насекомым усиливала приталенная блузка в желто-синюю полоску. — Он социально опасен, вы обязаны!
— Женщина, успокойтесь, прошу вас, — устало отвечала врач. — Вы обращаетесь не по адресу.
— Вы «Скорая помощь»! Куда нам еще обращаться! Он неадекватен, вы что, не видите?
— Я вижу человека в состоянии алкогольного опьянения…
— А то, что он дерется — ничего? — тонко крикнула вторая, более молодая, похожая на первую лицом, скорее всего, ее дочь. — Вот, полюбуйтесь!
Она торопливо закатала рукава розового свитера, демонстрируя нам синяки на предплечьях. Да, буен мужчина во хмелю, что говорить.
— Этот человек, по-вашему, нормальный?! Его можно оставлять среди других людей?!
— Послушайте, — попыталась вставить слово Анна Викторовна. — И постарайтесь понять, что это не наш больной. Он пьян, поэтому ведет себя неадекватно. Он нуждается не в лечении, а в протрезвлении. А это не работа для «Ско…»
— Да какой толк от всей вашей долбаной медицины?! — внезапно вклинился доселе молчавший белобрысый, угрюмо сопевший в дверном проеме. — Мы его лечили в вашей наркологии и что? Он только вышел, снова стал бухать! За что мы вам деньги платили?
— Молодой человек, — с деланым спокойствием ответила врач. — Во-первых, наркология и мы — это две разных организации, и все претензии, какие у вас есть, предъявляйте тому, кому вы платили деньги, а не нам. Во-вторых, лечение алкоголизма будет эффективным только тогда, когда он сам захочет бросить пить.
— Да он ненормальный!! — взорвалась криком «оса». — Как он может захотеть, вы на него посмотрите только!
— Слышь, я чё-то не понял… — подал голос дебошир. — Чё за гомон подняли?
— Заткнись, алкашня! — взвизгнула молодая дама. — Допился, сволочь?! Допился? Все, с меня хватит! Сейчас тебя в «дурку» отвезут, будешь знать, тварь!!
— Так-так, давайте спокойнее. Никто его никуда везти не будет.
— Да какое вы имеете право?!
Я на всякий случай переместился поближе, краем глаза контролируя активность «пациента». История стара как мир, из смены в смену повторяющаяся. Слово «дурка» для простого обывателя давно уже стало более грозным эквивалентом слова «тюрьма», поэтому в очередном семейном скандале, когда мирным путем уже не решить накипевших проблем, оно становится решающим аргументом. Подобную картину мы встречали не раз, поэтому сильно не возмущаемся. Жалко только потерянного времени. Практически каждое дежурство нас вызывают «отвезти» сильно пьющего отца, мужа, сестру, тестя и соседа по этажу, проводя параллель между пьянством и безумием. Возможно, людям ПНД видится неким логовом дракона, радостно поглощающим любого, осмелившегося пересечь запретную черту.
Алкоголизм — это, несомненно, болезнь, которая требует длительной медикаментозной и психологической терапии, но не в том аспекте, в котором они мыслят. Насильно госпитализировать мы можем только человека в состоянии острого психоза — сиречь глубокого расстройства психики, вызванного различными — в том числе и алкогольными — причинами, сопровождающегося нарушениями отражения реальности и поведения. Вся разница в том, что подобное состояние, возникнув единожды, не пройдет само, и, если вовремя не госпитализировать человека, последствия могут быть самыми плачевными. Но алкогольное опьянение, при внешнем сходстве клинических симптомов, тем и отличается, что является обратимым — из подобного состояния человек способен выйти самостоятельно, без помощи медиков, посредством банального сна. И, проспавшись, придя в себя и обнаружив, что находится на больничной койке, привязанный вязками к раме кровати, он имеет полное право подать в суд на врачей, совершивших насилие над его личностью, признав сумасшедшим абсолютно здорового психически человека. Вот в этом и нестыковка наших с вызывающими целей.
— …его действия попадают под статью «Пьяное хулиганство», — закончила фразу врач. — Если он буянит — вызывайте милицию!
«Оса» гневно раздувала ноздри, краснея щеками от невыплеснутой злости. Милицию вызывать страшно — это, как минимум, грозит штрафом, способным подорвать материальную базу семейного бюджета. И это будет уже не смятая «сотка», брезгливо сунутая медику.
— Это… вы кто вообще? — поинтересовался наконец лежащий на диване здоровяк, морщась. Воображаю, что он сейчас чувствует.