Записки грибника #2
Шрифт:
— Так что прикажешь с тобой делать?
И тут он отчубучил номер. Тоненько всхлипнув, шмыгнул носом, рукавом подтер несуществующие сопли. Поднял на меня взгляд и с надеждой в голосе спросил, — Простить?
При этом состроив мою коронную морду «шрэковского кота» Плагиатор!
Это было настолько неожиданно, что я рассмеялся. А потом задумался, рассматривая мелкого подражателя, стоящего передо мной, сложившего лапки на животе и сделавшего волоокие глаза.
— Черт с тобой, живи. Но есть одно но. Мишаня, ежели узнаю, кто мне
В хитрых глазенках вспыхнула маленькая искорка. Но я притушил её. — Пойдешь ко мне… Стой спокойно, пока с тобой разговариваю. — Пресек его попытку, оглянутся на своих недругов.
— Там в доме, на кровати спит «одуванчик». Алешка — пастушок, — Выставил перед собой кулак, — Только вздумай так его назвать, ухи враз откручу и на задницу пришью.
— Как? — Он был самое искреннее удивление. Ню — ню…
— Сам знаешь, как. Так вот. Его не будить, пусть выспится, потом накормишь, много ему каши не давай, пару ложек. Опосля придете ко мне… — И тут меня клюнуло в седалище.
— Ко мне приходить не надо. Идешь к его тетке, скажешь — Федор вечером придет. Мол, разговор есть. Усек? Опосля он ходит с тобой.
Он кивнул. А я решил добить его.
— Алешка наверно будет жить у нас. А так как он самый молодший среди вас, быть тебе ему наставником, а там глядишь и братом. Теперь ты за него передо мной отвечать будешь. Случиться что али набедокурит с тебя спрос. Ступай.
«Вот это глазищи, в половину лица, рот приоткрыт, бровки поднялись домиком. Вот теперь удивлен по настоящему… Иди радость моя, иди…
Это тебе за плагиаторство. Лечение от личной безответственности — личная ответственность»
Посмотрел вслед плетущемуся по дороге подростку. Вздохнул и пошел на работу.
На широкой площади перед мастерской собралась немаленькая толпа, навскидку в ней было человек тридцать, сорок, а может даже больше и гудела, как пчелы в улье. По мере того как я подходил ближе, звук становился тише, а когда взошел на крыльцо и повернулся лицом к народу, наступила полная тишина.
На меня смотрело множество глаз, в которых отображалось все, от надежды до простого интереса, отчаяния и безразличия. Кто-то из собравшихся очень хотел быть принятым на работу, а другой пришел за компанию с другом. Мелькнула мысль.
«Никодима сюда надо. Чтоб сам все увидел, своими глазами, а не слушал потом сухой отчет стрельцов, сидящих на сторожевой вышке и заинтересованно рассматривающих сборище. Так ведь нет его, уехал»
Прокашлявшись в кулак, поднял руку, привлекая все общее внимание, — Люди. Всей толпой в двери не переть. Входить по одному, когда выйдет другой. Поняли меня? Ежели войдут двое, выгоню обоих и на работу не приму. Понятно слово молвлю? Али стрельцов поставить надобно?
Все молчат, только закивали отдельные болванчики, раз, два, три… И еще пяток. Этих на хер.
— Как звать?
— Антошка, прозвище Томилко, Фомин сын, прозвище Тетеря.
Я склонился над листом бумаги, записывая.
— Грамоту разумеешь?
— Да.
— Счету обучен?
— Самую малость.
Кладу перед парнем бумагу, карандаш, — Пиши.
Он не смело взял в руки свинцовый карандаш, — А что писать — то?
«А на самом деле что писать?» — молча посмотрел на свою первую жертву, а вслух произнес: — Прошу, принять на работу.
— А зачем?
— Надобно так. — И до меня начинает доходить, что в одиночку, месяц колупаться буду.
Выхожу на улицу, подзываю первого попавшегося на глаза пацана:
— Найди, и позови сюда Клима. Будет спрашивать, скажи — Федор срочно зовет.
«Этот счаз из гонца три души вытащит, прежде чем придет» — подумал, глядя вслед бегущему парнишке.
Первая жертва собеседования сидела на лавке и корпела, выводя буквы, высунув от усердия язык и склонив голову набок. Когда я вошел, он даже не оторвался от своего занятия.
Встал рядом. Пишет медленно, но без ошибок, тщательно выводя каждую букву. Закончив, аккуратно положил орудие труда, рядом.
— Антон, расскажи, что ты умеешь делать?
Он встал, подобрал свою шапку, положенную им ранее на край стола, смял и покрутил в руках.
— Отцу с братьями помогаю. Могу скотину обиходить, землю пахать, в огороде…
— А что сам умеешь али научился у кого. — Спрашиваю и понимаю бессмысленность вопросов. Они крестьяне, всё, что можно сделать дома — делают. А что нельзя — обменивают или выменивают. Натуральное хозяйство. Ясненько и понятненько.
Он пожал плечами, переступил с ноги на ногу и только хотел ответить, да я задал другой вопрос.
— А сколько у тебя братьев?
— Шесть и две сестрицы, молодшие. — По его лицу скользнула улыбка.
— Как их звать?
— Анюта и Евдоха. — Вокруг глаз собрались морщинки, уголки губ приподнялись.
— Любы они тебе?
Он широко улыбнулся и кивнул.
— Поди, шустрые?
— Особливо молодшая, Анюта.
— Ты среди братьев, старший или младший? — Я обошел вокруг стола и сел на табурет.
Скрипнули дверные петли, обернувшись, увидел входящего в светелку Клима, махнул ему рукой, подзывая, — Ты куда запропал?
Когда он подошел ближе, указал на стопку бумаги и прочие канцелярские принадлежности. — Садись, будешь обязанности дьяка, исполнять. Записываешь — как звать, прозвище отца, сколько в семье народу.
Он кивнул и, усаживаясь на лавку, проворчал вполголоса, — За каким лешим, давеча…
Я нагнулся к самому уху и спросил, — А ты, рыба моя, всех переписал? И даже чужаков? А вот они меня больше всего интересуют, хочу и не хочу, чтоб они здесь, у нас, работали. Понятно говорю?