Записки грибника #2
Шрифт:
— Идут… Не сидится аспидам дома… Суки драные. — Выругался со злобой. Столько планов псу под хвост… — Данила, ты как думаешь — у нас хватит земли, чтоб их всех здесь похоронить?
— Оврагов в лесу много, да болота бездонные… Меня с собой возьмешь? — Я оглянулся на него. В руке пробойник, в другой молоток, приставил к разметке — стук и готово. Вытащил, сдвинул заготовку, наложил острие на метку — стук. Видимо заметил мой взгляд и посмотрел мне в глаза. Серьезно так…
Я вздохнул, — Нет, ты здесь останешься. Твоя война будет вот в этих стенах, — обвел рукой
— Останешься за старшого, будешь за Димкой смотреть, чтоб он за нами не увязался. Оружье чинить, вон… Медь плавить кою привезем, в листы катать и патроны делать.
— Ты Антипку поставь…
— Молодой еще, за ним самим глаз да глаз нужон. Он такого понаделает, за месяц не разгребешь. И телепень он… Долго думает. — Начал я наговаривать на парня. Он в сущности неплохой, им бы с Данилой подружиться… Но что у них взаимная любовь с первого взгляда возникла, было видно сразу. Один раз подсмотрел, в городе еще, как они меж собой разговаривают. Молодой не нашел ничего лучшего как начать поучать старого, как правильно тигли в горне расставлять — мол они с папенькой так не делают…
Не вмешался бы вовремя и евоные папенька с маменькой зря старались…
Данилу не поучать надо, а доказывать или просто выдавать четкие инструкции и тон другой выбирать надо. Я Антипу мозг на место поставил — тут не семья, чтоб спорить и оспаривать, сказано — делай, или молчи в тряпочку.
— Тогда, этого, немца поставь. Димка твой, ему токмо в рот не заглядывает.
— Данила, я не красна девка, чтоб меня улещивать молвлено — тебе, нет.
— А ежели чего там поломается?
— Если там сломается, приеду и тебе здесь башку сверну… Договорить не успел, перебил знакомый голос, прозвучавший за спиной.
— А я подмогну… — Сказал Силантий, входя в кузницу. — Здрав будь Федор и ты, Данила. Говорено тебе, так не перечь.
Стрелец прошел мимо меня остановился на напротив кузнеца, с интересом посмотрел на его работу, качнул гривой седых волос, — Рукодельный ты мастер. Жалко будет ежели тебя лях какой, али литвин саблей порубит. Умеешь с сабелькой али только с дрекольем? Можешь из пищали стрелить? Ты на Федьку не смотри, отвечай как на духу… О, то тоже. — И наставительно поднял к верху палец.
— Федор, пойдем, — Стрелец кивнул в сторону ворот, — опосля свои побрякушки заберешь.
Мы неспешно шли по улочке в сторону нашего дома.
— Силантий! Обещался через седмицу вернутся, а сам токмо сегодня явился.
— Надобно было… — Силантий остановился, повернулся ко мне, на скулах вздулись и пропали желваки, черты лица разгладились. — Что про пищали молвишь?
— Полтора десятка есть и думаю что за две седмицы всех оборужим. — В душе надеялся, что дней за десять управимся.
— Долго. Скоро дожди начнутся.
— Силантий, — Решил задать вопрос, мучивший две недели, — А кто тот мужик был?
— Соглядатай, меня высматривал… — Стрелец поднял вверх голову прищурившись, посмотрел на синие небо и высоко плывущие облака, — Пойдем, неча туточки стоять. — И зашагал дальше, явно не желая разговора на скользкую для него тему.
Я остановился в распахнутых настежь воротах, — Чтоб вас всех перевернуло два раза… — Только и смог что выругаться.
С утра еще чистый двор, сейчас усеян конскими каштанами и похож на минное поле, установленное пьяным сапером. Легкий ветерок гоняет пучки сена, словно перекати поле, собирая в кучки, лежащие вдоль забора, клочья золотистой соломы под стеной конюшни. Несколько телег, распиханные по разным углам, даже еще не разгруженные, укрыты рогожей и перетянуты веревками.
Пробормотав что — Любопытство не порок, а средство к существованию. подошел посмотреть.
Ничего интересного, мешки с пшеницей или рожью, кажется, еще горох нащупал и что-то на рис похожее. Не, это овсянка сэр.
— Ты чего поклажу, словно девок щупаешь? — Вышедший с конюшни стрелец был незнаком. — Ступай отседова.
— Охренел. Это мой дом!
— А… Так это ты, Федором будешь? Силантий Митрофанович про тебя сказывал. — Перехватил по ухватистей охапку соломы и ушел, свернув за угол бревенчатой постройки.
Я только руками развел — твою двадцать…
— Силантий, во что двор превратили? Обосрали все, что только можно, а меня, так чуть не турнули…
Остановился на пороге пылая праведным гневом по поводу беспредела устроенного на улице.
Он бросил короткий взгляд в мою сторону, кивком головы указал на лавку и, отвернулся к собеседнику, который что-то ему говорил.
— Хорошо, так и сделаешь, но чтоб через седмицу был здесь. — Невзрачного вида мужичек, встал, поклонился и вышел. В дверях он оглянулся, и я перехватил его любопытный взгляд.
Уместив свое седалище на произведение местных умельцев, поставил локти на стол и положил подбородок на сцепленные пальцами, ладони. — Рассказывай, как съездил?
Он отмахнулся, — Хорошо… Молвишь, остатним стрельцам, токмо через две седмицы получиться оружье дать?
— Угу. Силантий… — Договорить не дали, в распахнувшуюся дверь вошел парень, которого ставил старшим на стрельбище. Снял шапку, поклонился и перекрестился на образа. Не одевая головного убора, спросил у меня, — Куда мешок положить?
— В сенях оставь, рядом с мостками, заберу опосля. — Ответил и махнул рукой.
Он кивнул и переступил с ноги на ногу. — Это, Федор, там два самопала твоих не стрелют… Нет по разу стрелили… Эти… Ну как их… — На лице нарисовались муки вспоминания того, чего забыл, как называется.
— Гильзы? — пришел на помощь.
— Да. Гыльзы. Петька Ворнин, молвил, что еле-еле запихнул унутрь эту самую гыльзу. Стрелил раз, хотел снарядить, за ручку, на кою ты сказывал, потянул, она сначала не давалась, так он сильней надавил… Ты уж, не обессудь, силушкой его господь не обделил да вот умишка пожалел, поломал оружье тобой сделанное, а другой, Ивашко Голявин, будет. Они слово твое на дворе ожидают. — И замолчал, ожидая, чего я скажу.