Записки грибника #2
Шрифт:
Снег выпал в тот год рано, уже в первых числах октября легкий морозец сковал льдом неглубокие лужицы. Пожухлая трава по утрам серебрилась льдистыми иголками изморози, таявшими под лучами дневного солнца, если ему удавалось пробиться сквозь низко плывущие облака. А еще через седмицу, на место побитых стрельцов, да детишек боярских другие новики пришли…]
— Поставили меня в десяток острожный, как сейчас упомню, Яковым ево звали, могутный муж был. Его через пять годов татары на стене из луков постреляли. Дотошный, совсем как ты, в кажну дырку залезть норовит…
[Криком караул кликать, в колокол набатный стучать.
Десятник
— Надобно лестницу в бок валить, чтоб она, падая, другие сбила.
— Почему набок?
— Так легшее…
— А за каким лешим, чадо мое бородатое, седни от себя толкал? Тебя почитай, словно ежа, ногаи стрелками истыкали. Помер ты поутру от ран тяжких, надобно службу заказывать, батюшку просить молебен прочесть — о невинно убиенном отроке Силантии сыне Митрофановым, а детишкам… — Последовал широкий взмах рукой, на скалившихся в усмешке парней, — Тризну справить, помянуть безвременно усопшего воя…]
— По сию пору помню свою сказку первую, кою писал по наущению Якова — Он поднял взгляд к закопченному потолку.
— От сизого болота, речка Вырка сия довольно мелкая, посередь полтора аршина, ширину будет семь саженей, течет в глубоком овраге. Правый склон высок и порос лесом, левый же низок, с него к воде пройти можно. Промоина та с половину версты тянется, на берегах кусты растут и дерева, берега топкие, мест для ночлегу нет. Далее через версту падь в одну сажень…
Тут он остановился, потер лоб и смущенно улыбнувшись, сказал, — От, запамятовал…
[- Силантий, я ж те, прости господи, — Яков отступил на шаг и опустил саблю, — молвил не раз — когда ударил, поддерни на себя, а ты что творишь? Сабелькой словно дрыном машешь.
— Как батя с дедом учили. — Силантий смахнул со лба капельки пота.
— Батя с дедом, — Ворчливо повторил Яков. — Токмо мечом так бьются, откель ты такой выискался на мою голову. — Решительно воткнул оружие в землю и ушел, размашисто шагая, в сторону ближайших построек. Скоро вернулся, держа в руках старый чекмень. Подвязал за ворот к слеге, чтоб висел словно чучело. Удовлетворенно осмотрел и подозвал Силантия. — Сруби рукав, словно это татарин.
Силантий встал напротив, примерился, покачал саблей, взмахнул… Халат отшатнулся как живой, дернув ватным плечом и, насмешливо закачался, совершенно целый, если не считать старых дыр, из которых клочьями лезла серая вата.
— Посторонись, — Яков встал на его место, примерился, сабля со свистом описала серебристый полукруг. Рванина чуть дернулась, и срезанный рукав упал на землю. Десятник подцепил кончиком и поднял. — Понял как надобно?]
— Я токмо через седмицу догадался, как надобно сабельку держать. — Стрелец нацедил из бутылки немного вина, отставил в сторонку, взял в руку кружку, — Добрый десятник Яков был, пусть земля ему пухом будет. — Медленно выпил и стряхнул последние капли на пол.
После некоторого молчания, когда каждый думал о своем, он продолжил, — Через семь годков, собрали нас, сколько можно, оставив кажного десятого и, пошли воевать татар ногаев с турками.
В лето 7080-го июля в 26 день приходил крымской царь на Русь с великим войском. И на Молодех сеча свершилась, и войска его побито бесчисленно. Князь Михайло Воротынский с нами был, гуляй городище, ставил. В передовом полку воевода князь Дмитрий Хворостинский со товарищи налетел на орду и побил у них людишек знатно. И царь послал нагайских и крымских татар с царевичи на помощь двенадцать тысяч, и мчали они детишек боярских, дворян со стрельцами до самого города гуляя. И князь Дмитрий с полком своим поусторонился города гуляя направо, и в те поры князь Михайло велел нам, стрельцам, из пищалей стрелять по татарским полкам, а пушкарям из большого наряду из пушек стрелять.
В том бою многих татар побили, но и нам досталось на орехи. — С этими словами Силантий выставил искалеченную руку.
— Из трех тысяч стрельцов, живых осталось один с полусотни, а не пораненным, из сотни. Не один ни ушел, все остались на поле том, сложили свои головы. Не приведи господи, такое еще раз увидеть…
[- Идут! — Пронесся над полем крик и подхваченный многими голосами, словно птица пролетел над построенными в длинные ряды, полками. Стрельцы принялись раздувать фитили, те, у кого потухли, прижигали у соседа и, раздувая щеки, дули изо всех сил на слабый тлеющий огонек. Забегали десятники, полусотники и сотники, раздавая на бегу зуботычины нерадивым, шутками и прибаутками взбадривали воинов. Послышался чей-то вскрик. Силантий обернулся и успел увидеть как Яков, бьет в ухо стрельца, молодого парня, токмо в прошлом году пришедшего. То сковырнулся на землю, но был вздернут на ноги за ворот кафтана, поставлен в строй, соседи всунули в руки упавшую пищаль. — Сыпь на полку зелья.
Посмотрел на судорожные попытки снять с берендейки натруску, сорвал с него, подсыпал, сколько нужно и вложил в руку. — Держи, не теряй.
Поднял с земли шапку, пару раз стукнул себя по ноге, стряхивая налипшую грязь, аккуратно одел парню на голову. Подправил чуток, опустив на одно ухо, отчего вид у стрельца стал подобающим. — Ты милай не боись, мне самому страшно… — Повернулся к своему десятку, окинул взглядом серьезные лица, — Да где ж мы их хоронить то будем? Пошто морды такие кислые, словно клюквы нажрались, али не лупили мы татарву почем зря?
С поля, от реки, послышался гул. Прослужив уже достаточно, Силантий не мог его ни с чем перепутать, так звучали тысячи конских копыт. Он подобрался, уложил на воткнутый бердыш пищаль, крепко держа его за древко левой рукой. Вжал приклад в плечо, чтоб не выбило отдачей и замер, моля только об одном — лишь бы фитиль не погас.
Из-за леса, показались первые конные, по знаменам распознали своих, кои ушли вдогон и, нагнав войско вражеское посекли сторожевой полк. Теперь они шли обратно, ведя за собой погоню. За две сотни шагов, они поворотили лошадей влево, уходя в сторону и открывая своих преследователей.
— Целься… — Все словно замерло… Пригнувшись к холкам маленьких лошадок, ощетинившись тысячами копий, на них надвигалась неисчислимая орда. Рядом кто-то охнул, поминая пресвятую деву богородицу, кто-то злобно матерился… За спинами, из гуляй города, словно неведомые чудища, рявкнули пушки большого наряда, выбрасывая сизые клубы дыма и дроб свинцовый. С пронзительным свистом, картечь ударила в надвигавшуюся лаву, разрывая на части, убивая и калеча все вся на своем пути. Прорубила широкие просеки, выбив сотни наездников из седел и опрокидывая лошадей оземь. В ответ послышался жуткие крики и завывание врага продолжающего во весь опор мчаться на укрепления.