Записки грибника #2
Шрифт:
У солдата или правильней все-таки называть воина, всегда должна быть еда и только потом оружие и боеприпасы. Именно так и в таком порядке. Многие, прочитав эти строки, фыркнут с усмешкой — легко обладать послезнанием. И ошибутся, это личный опыт, опыт прожитых лет.
Можно отказаться от табака, вина, не пить пиво. Но человек это жвачная скотина, она целый день что-то жует, пирожок, булочку конфету, сникерс хреникерс. Проведите над собой опыт, откажитесь от еды на три дня, из питья должна быть, не соленая и не сладкая вода. Вреда это
Голод, самое смертоносное оружие. Тихо и незаметно он выкашивает целые страны и что для него жалкая горстка людей случайным образом собранных вместе под знаменем короля. Голод превращает вышколенные, дисциплинированные армии в толпу, с которой противнику справиться гораздо легче, чем воевать с сытым врагом.
Я предложил, не спеша, не торопясь, тихой сапой удушить польских фуражиров. Наших сил достаточно чтоб приголубить сотню, а при удачном раскладе так и пара может попасть под раздачу. В стратегии и тактике стрелковый подразделений может, я и не разбираюсь, но устроить засаду со всеми атрибутами не известными еще здесь, в моих силах. Да и вообще, за каким чертом надо было тащить сюда столько пороха и прочих моих игрушек?
Все можно сделать в два этапа. Первый нанести максимальный урон войску польскому, заминировать путь продвижения на всем маршруте и последовательно взрывами нервировать противника. Выработать стойкий рефлекс минобоязни, ну, чтоб не расслаблялись. Уничтожил бы все мосты, сделал непроходимыми броды, засеяв их «чесноком» уничтожал патрули. Думаю, что полусотня конников против нас не будет иметь никаких шансов. (Кстати, а вот и лошадки) Пара пропавших сотен отучит от высылки маленьких групп. Постоянный прессинг до распутицы. Возвращение, небольшой отдых пополнение припасов, экипироваться в соответствующие цвета и по устоявшемуся насту, на санях в путь. (Может лошадей перекрасить в белый цвет?)
Миномет подойдет против зимних квартир, беспокоящий обстрел с дальней дистанции, город цель большая, в нем поляков больше, чем тараканов за печкой, разброс не будет играть особой роли. Мины — ловушки. Сани, брошенные якобы из-за убитых, павших лошадей, нагруженные мешками с пшеницей, на дне заряд в полсотни килограммов пороха в чугунной оболочке. Взрыватель нажимного действия, при снятии груза, произойдет взрыв. Есть надежда, что притащат в лагерь и там начнут разгружать…
Была когда-то ещё идея, мина со счетчиком. Механический привод — одна шестеренка, храповик, вал, шток, возвратная пружина и мембрана из кожи, оклеенная всяким мусором для маскировки. Десять раз наступили, одиннадцатому… Не повезло…
Обчество предложило свернуть язык трубочкой, засунуть в гузку и подудеть. — Без сопливых, мол, обойдемся.
Да здравствует автократия, самая автократичная автократия на земле. Чтоб я ещё хоть раз о чем-то разговаривал с этими баобабами… После знание! Да нахер оно здесь кому нужно! Меня даже слушать не хотят…
— Никшни, пока…
— Федор помолчи…
— Федь не можно так…
— Пасть закрой сопляк, ты как со мной разговариваешь…
— Феденька, иди, проверь пищали свои, коими ты стрельцов оборужил…
Чуть не расшибив лоб о низкую притолоку, в бессильной ярости выскочил из избы, с треском закрыв за собой дверь. На миг остановился на крыльце оглядел двор и со всех ног ломанулся к своему дому.
Надо срочно, что ни-будь сломать или… морду набить, кто под руку подвернется.
Дальнейшее было как в тумане. Помню, как был в доме, брал ружье, гранаты за каким-то чертом прихватил, кидал в мешок еду. И все это сопровождалось безудержным рычанием и бессмысленными матюгами. Затем бородатые и бритые лица стрельцов… Чужие ладони на моих плечах и вырывающие из рук оружие…
С шумным плеском на лицо вылился поток воды, мгновенно намочив с головы до ног, даже в сапогах болото захлюпало.
Доброе лицо со свежим бланшем под левым глазом склонилось надо мной и участливо спросило, дыхнув чесночным перегаром, — Ишшо добавить али как?
— Нет, не надо. — Я сидел на земле у колодца в луже грязной воды, а вокруг стояли стрельцы, с веселым интересом взирающие на очередное укрощение «бешеного»
Как случайно узнал, такое прозвище мне дали парни, еще в первый день знакомства.
— Тебе помочь. — Спросил стрелец и протянул руку. Я отбил её в сторону, сам встал на ноги и побрел домой. Переодеваться.
Я знаю много. Очень много. Просто гений по меркам нынешнего времени. Только вот парадокс, никто гения слушать не хочет, когда он начинает совать свой умный нос в дела, где правит бал личный опыт предков. Как с техником и механиком со мной никто не спорит. Слушают прописные истины (для двадцатого века) словно молитву читаю с амвона. Стоило только заикнуться, что Владислав в деревне Деулино подпишет мир с Москвой и этого допустить нельзя ибо этот мир плохой и отдадим двадцать девять городов ляхам…
Даже Силантий посмотрел на меня так, словно первый раз увидел… Нехорошо так посмотрел… А остальные словно с цепи сорвались. Я вдруг в одночасье стал польским шпиеном и предателем земли русской и меня надобно прикопать за околицей в назидание потомкам.
Заикнулся про террор в отношении панов командиров… Лучше бы я молчал…
Блин, в отряде три винтаря с прицельной дальностью в полверсты. Да можно было бы такую сладкую жизнь устроить полякам, они за ограду лагерей выходили бы не меньше чем в сотню рыл.
Пострелять издалека, выманить отряд и завести его на минное поле али в засаду, э-эх…
Не помню, кто сказал, — врага можно оставить за своей спиной, только его предварительно надо убить.
— Нет, ядрена кочерыжка, невмочно так с ворогом поступать, ибо нет чести в такой победе.
Тьфу, на вас, пеньки замшелые.
Переодевшись в сухую одежду, покопавшись в закромах, накрыл стол, чем бог послал. Вышел в сени. Там на лавке у двери сидела моя «тень»