Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
При этих словах я чуть не поперхнулся, но промолчал, кисло улыбаясь и кивая в ответ головой. Съели все по-тюремному быстро, не прошло и пяти минут, как вся еда переместилась в пустые желудки. Сегодня, да и в последующие дни, до конца Рамадана в камере не курили, несколько ухарей пытались потравить себя и окружающих табачным дымом, но, получив по лбу, оставили эту затею, курили теперь только на прогулке или в оконную решетку. Хоть вони на месяц поменьше стало.
В дальнейшем я перед рассветом выпивал через силу воды, столько, сколько вмещал мой желудок и мужественно весь день переносил жару
Драк почти не было, в камере не курили, не матерились и не орали, но… усиленно молились и читали Коран.
Коран читают вслух, нараспев, и чем громче, тем лучше, молились тоже далеко не молча. Одно радовало, что не дубасили в барабаны и не играли на зокре.
Я продолжал изучать язык и ждать хоть каких-нибудь известий с воли. Тамил мне сказал «по секрету», что суд, по-тунисски «трибунал», в настоящее время не работает и оказывается, с первого июля и по середину сентября на каникулах. Работает только суд по мелким правонарушениям, который дает небольшие сроки до шести месяцев. Под его юрисдикцию попадают драчуны, пьяницы, сквернословы и прочая «мелочь». Из самых «тяжелостатейников» мне известен некий гражданин, который в пьяном виде громко матерился на улице. Реально он мог получить приличный срок, но начался Рамадан, судья сжалился и «впаял» ему три месяца.
Люди, попавшие за мелкие правонарушения, дожидаются суда недолго, максимум дней пять. Напился, подрался, обматерил кого, схватили, привезли в тюрьму, смотришь — его уже дня через два в трибунал отвозят, где отмеривают от двух недель до шести месяцев.
То, что я четвертый месяц дожидался суда, косвенно подтверждало, что не все так просто в моем деле, но то, что от меня скрыли каникулы уголовного суда, повергло в легкий шок. Ни следователь, ни переводчик, ни даже наш консул не соизволили поставить меня в известность, что пресловутый суд затягивается, и надолго! Сколько лицемерия, фальши и неоправданной жестокости в одном флаконе.
Я четвертый месяц сижу в безобразных, антисанитарных условиях, изнемогаю от жуткой жары и постоянного шума, каждый день ожидаю, что какой-нибудь придурок отправит меня на тот свет одним взмахом бритвы, ем из одной чашки с убийцами и фанатиками, и все оказывается зря! Трибунал на каникулах!
Видно было, как пахан уже пожалел о том, что поделился со мной этой информацией, так я распалился!
— Не переживай так, скоро они начнут работать, глядишь, и тебя вызовут, — стал успокаивать капран.
— Ну, почему ты мне раньше об этом не сказал? — спросил я, глядя Тамилу прямо в глаза.
— А что бы это изменило? — услышал я в ответ. — Ты пойми, тебя обвиняют в убийстве, это статья от 20 лет до пожизненного, твое дело может разбирать только уголовный суд, а он с июля по сентябрь не работает!
— Но как меня обвиняют, если мне официально никто ничего не предъявлял? Разве так можно?
— Можно! — твердо произнес Тамил. — В Тунисе все можно, можешь год просидеть, два под следствием, а обвинение только на суде и услышишь.
— Невероятно! Но это же бесчеловечно! Против всех международных правил! А как же права человека?
— Какие права? Это Тунис! — устало произнес уголовник.
— И что же мне делать? Какой выход, как обратить на себя внимание, чтоб вспомнили обо мне?
— Тебе надо начать голодовку и выдвинуть свои требования, администрация испугается, ты же иностранец, и тогда дело может и сдвинется с мертвой точки. Я сам лично 1,5 года суда ждал.
— Голодовка? А что, это хорошая мысль! Пожалуй, завтра же и начну.
— Нет, — возразил Тамил, — не завтра! Сейчас Рамадан, очень жарко, ты не выдержишь, надо когда холодней станет, где-нибудь в декабре.
— В декабре? Но сейчас сентябрь, мне что, еще два с лишним месяца ждать? — переспросил я.
— В декабре, — подтвердил пахан, — самое время. Если, конечно, к тому времени все само собой не образуется.
Всю ночь размышлял над его словами и понял, что он прав. Бессмысленно начинать голодовку в жаркий период, надо дождаться холодов. Была и еще одна причина, по которой Тони хотел, чтоб я начал голодовку в декабре, но об этом догадался гораздо позднее.
Все очень просто, он в ноябре планировал выйти на свободу, а каждая голодовка — это ЧП, поэтому ему это как капрану грозило большими неприятностями. Ладно, в декабре, значит, в декабре, решил я и стал ждать.
Незаметно Рамадан финишировал, я стал местной достопримечательностью. Еще бы, европеец, а держал пост не хуже правоверного мусульманина. Мой рейтинг в глазах окружающих взлетел на небывалую высоту. Даже уголовники из других камер специально приходили и интересовались, правда ли, что русский держит пост наравне со всеми, или брехня? Получив утвердительный ответ, они с большим уважением смотрели на меня и цокали языком. Даже дубаки зауважали, при встрече стали здороваться за руку. Но знали бы, чего мне это стоило! Каждый день сидеть возле крана с водой и умирать от жажды, мне потом с полгода вода снилась.
Но нет худа без добра, даже мои заклятые враги, с которыми я когда-либо конфликтовал и бил по мордасам, и те, похоже, зауважали. В общем, стали считать, что я один из них.
Я слышал, что в других камерах сидят европейцы, французы и англичане, но о них молва шла недобрая, так как пост они не держали. А жрали и пили в свое удовольствие, за что их всячески унижали и третировали.
За три дня до окончания Рамадана молиться стали интенсивней, ваххабиты, по-моему, и вообще круглые сутки в позе одного известного членистоногого проводили, отбивая бесчисленные поклоны и распевая Коран. Мозоли на лбах значительно увеличились, но это их ничуть не смущало, а, наоборот, было предметом особой гордости.
Рамадан закончился так же, как и начался, в последнюю ночь мудир обошел камеры, поздравил с окончанием священного месяца и раздал белый кус-кус. Опять помолились всей камерой и по новой начали сквернословить, драться, пить разную бурду, курить в камере и притеснять слабых. Жизнь вернулась в свое русло. Правда, мне сообщили, что через 70 дней после окончания Рамадана будет еще один большой религиозный праздник.
В том, 2008 году он выпадал на 8 декабря. В Тунисе имя ему Аид Мабрук, на классическом арабском звучит как Аид Альдаха, у нас в стране больше известен как Куйрам-Байрам, праздник жертвоприношения.